Дневник, 1900 г.

Толстой Лев Николаевич

Гр. С. Н. Толстой в своем, полученном Львом Николаевичем 24 ноября письме (от 23 ноября), между прочим, писал: «Прости меня, что не сейчас ответил на твое письмо, но несмотря на то, что ты писал, «чтобы я не считал нужным отвечать, что мне будет это трудно, и что ты думаешь, что знаешь, чтo во мне делается», — мне всё-таки хочется тебе написать несколько слов. Мы всегда, получая почту, ждем со страхом писем от Вари и со страхом другого рода писем от Гриши [см. прим. 913] и вместо того получили твое письмо, в котором ты, хотя и говоришь, что утешать нас не станешь, и не можешь, но всё-таки утешил на сколько это возможно… — Ты в конце письма говоришь, что с Богом лучше жить, чем с людьми, и что всякое несчастие пригоняет к этому. Русская поговорка о том, что когда случилось несчастие, — это Бог вспомнил, была не совсем ясно понятна до случившегося, но теперь она вполне понятна и надо быть готову на всё еще худшее… но что делать, хоть редко, но верно и с другими было тоже что-нибудь подобное в другом роде, и переносили, и повторяю надо быть готову ко всему, хотя потому труднее, что неожиданнее; она жила два дня и я все не мог понять всего случившегося, или невольно нарочно старался на этом не останавливаться… Наказание за гордость, считал, что мои дети не могут ничего такого сделать; не будь этого, можно было два года назад всё это остановить, но гордость помешала, высоко их ставил: как, мои дети? Вот в чем виноват и за что наказан…» (АТБ).

Это письмо брата и сообщения Марьи Львовны глубоко тронули Толстого, который отлично знал характер своего брата и то,

как трудно и тяжело переживал Сергей Николаевич жизненные неудачи, ошибки и страдания своих детей. См. еще прим. 156 и 157.

26 ноября. Стр. 64—65.

167. 654. Читаю Евангелие по голландски. — Голландский язык Толстой стал изучать зимой 1897—1898 года, вероятно в связи с возникшим около того времени общением его с голландскими единомышленниками Ван-дер-Вэром, Ван-Дэйлем и др. Толстой получал выходивший тогда под редакцией Ван-дер-Вэра журнал «Vrede» и уже в феврале 1898 года свободно мог его читать. Овладел же он языком, читая на нем Евангелие. (Воспоминания X. Н. Абрикосова: «Двенадцать лет около Л. Н. Толстого». Рукопись). В октябре 1900 года Толстой, отвечая на письмо голландского единомышленника Феликса Орта, заключил письмо словами: «Мне жаль, что я не могу читать по голландски. Хочу теперь выписать голландское Евангелие и выучиться этому языку». (Письмо от 5/18 октября 1900 — см. т. 72, стр. 480). Вскоре Толстой получил голландское издание Евангелия: «Het Nieuwe Testament or Alle Booken des Nieuwen Verbonds van onzen Heere Jesus Christus, Op last van de Hoodmogende Heeren Staten-Generall der Vereenigde Nederlanden, Uitgegeven door Het Nederlandsch Bijbelgenootschap». Amsterdam, 1894. Надпись: «Aan Leo Tolstoy von zijn Hollandsche vrienden. 29.10.1900». Дословный перевод: «Новый Завет или все книги Нового Завета господа нашего Иисуса Христа. По поручению Государственного Канцлера Нидерландских Штатов издано Нидерландским Библейским Обществом». Амстердам, 1894. — Надпись: Льву Толстому от его голландских друзей. — Толчком к возобновлению в конце ноября занятий голландским языком и к чтению Евангелия на этом языке послужило посещение Толстого в конце ноября и начале декабря 1900 г. голландцем Энгеленбергом, занимавшим высокую административную должность на острове Яве, в голландской Индии. (См. Б, IV, стр. 14—15; воспоминания А. М. Хирьякова в «Сборнике воспоминаний о Л. Н. Толстом», изд. «Златоцвет», М. 1911, стр. 75—77. — Еще см. т. 72, письма к Е. И. Попову 5 декабря 1900, и к П. И. Бирюкову 6 декабря 1900, №№ 421 и 422). О занятиях Толстого голландским языком зимой 1900—1901 гг. см. еще А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», т. I, М. 1922, стр. 53.

28 ноября. Стр. 65—66.

168. 6531—32. Вчера читал статью Новикова — Прочитанная Толстым в рукописи статья очень ценимого им талантливого и смелого писателя-крестьянина Михаила Петровича Новикова (р. 1871) не могла быть пропущена цензурой и лишь впоследствии была напечатана за границей анонимно под названием «Голос крестьянина. (Ненапечатанное в России письмо в «Журнал для всех»)», изд. «Свободное слово», Christchurch, 1904. В этой статье М. П. Новиков, между прочим, пишет: «Заканчивая мое к вам письмо, в виде последнего слова, мне страстно хочется сказать всем «господам» следующее: «Мы, «мужики», усердно просим тех, в чьих руках зажата или, вернее, затаена наша свободная жизнь, отдать нам эту жизнь обратно, отдать всю без изъятия, отдать в наше собственное распоряжение и не заботиться о нашем образовании; не лечить наши болезни порошками и каплями; не показывать нам «туманных картин»; не навязывать «веры» в невидимое, непонятное, чудесное. От неимения всего этого мы нисколько не страдаем и не сделаемся хуже, чем есть. Страдаем же мы оттого, что вы отнимаете у нас наше добро в форме законных поборов. Не отнимайте же у нас ничего. Страдаем мы и оттого, что по неравноправию и обездоленности, при дележе богатств природы, мы должны быть вашими подтирками и «мужиками». Не принуждайте нас к этому; няньчайте сами своих детей, готовьте себе сами обеды по вкусу, добывайте себе сами всё то, что называется хлебом насущным, пашите свои нивы, косите свои покосы, пасите своих животных, выносите свои нечистоты, и ваша жизнь от этой перемены примет сама собой форму желанного золотого века, о котором мечтают и ваши лучшие люди. Ложь и лицемерие, на которых построена ваша настоящая жизнь, пропадет от вас с того же дня, и вы почувствуете облегчение от давящей вас теперь тоски, беспокойства, страха и, главное, лжи. — Еще мы страдаем от того, что у нас нет всего того, что нужно на потребу жизни, так как все лучшие земли, леса и даже вода захвачены вами. Так откажитесь от греха землевладения, откажитесь от готового содержания и выгодных мест. Откажитесь требовать себе от других то, чего вы не припасли сами себе, откажитесь от привилегий своей знатной породы и названий «барина» и «барыни»; пусть эти позорные имена отойдут назад в архив прошлого времени, — откажитесь быть «господами»… У нас одна к вам слезная просьба: не нападайте на нас с оружием, не подступайте к нам с угрозами наказания, не считайте чужого труда своим; узаконьте не землевладение, а право труда на свое добро. — Дайте нам только возможность без устрашения от ваших набегов заниматься на своих полосах любимым делом земледелия. Примкните и вы к нам, чтобы вместе, по-братски, войти в радость жизни, и не думайте и не бойтесь, что мы без вас одичаем и потеряем дорогу к богу: бог жив в нас помимо ваших катехизисов и священных историй, и мы его знаем. Самаряне милосердые не из знатной породы выходят! — Не мешайте богу пасти свое стадо. Пусть он властвует непосредственно над своим народом и тогда, наверное, не поднесет один народ другому меча, а будет мирно заниматься борьбой с природой, уважая личность и труд соседа, и не боясь устрашения со стороны старост, старшин, становых, попов, земских начальников и проч., которым теперь дано «право» во всякое время отнимать у нас то, что мы добываем со страшным трудом и усилием, и при которых нам нельзя быть людьми и жить, славя бога, а можно только существовать в форме рабочих животных, нося в сердце постоянную безмолвную злобу и проклятия нашим притеснителям, наложившим на нас ярмо неудобоносимое.»

Под статьей дата — 3 октября 1900 г. Толстой читал ее 30 ноября 1900 и 31 января 1901 г. своим гостям. См. ДСАТ, III, стр. 131 и 140. О Новикове см. еще прим. 356 и подробно в т. 53, Дневник от 2 мая 1896 и комментарий.

169. 6535. Драму Труп надо бросить. — В письме к В. Г. Черткову от 11 декабря 1900 года Толстой писал: «Драму [«Живой труп»] я шутя, или вернее — балуясь, написал начерно; но не только не думаю ее теперь кончать и печатать, но очень сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь это сделал. Так много более нужного перед своей совестью, и так я себя чувствую — вот уже скоро два месяца — неспособным к умственной работе, не чувствую потребности к ней. Сначала это меня огорчало, а теперь думаю, что это хорошо. Душа ne chome pas [не пустует] — идет другая работа, может быть — лучшая». См. т. 88.

О причинах, сыгравших роль в решении Толстого оставить разработку сюжета драмы «Живой труп», сообщалось в печати неоднократно. Сюжет этот был сообщен ему Н. В. Давыдовым, который в своих воспоминаниях, рассказав его историю, добавляет: «Сведения о драме и ее сюжете попали в печать, и в результате этого к Льву Николаевичу как-то явился незнакомый ему человек и, когда они остались вдвоем, объявил, что он — «труп», т. е. то самое лицо, которое Лев Николаевич описал в драме. N подробно рассказал всю свою жизнь и очень растрогал Льва Николаевича, говорившего потом, что в действительности жизнь гораздо интереснее, чем отражение ее в литературе; я знаю, со слов самого Льва Николаевича, что он решил не выпускать в свет этой драмы в том виде, как он ее написал, а хотел под влиянием рассказа N многое в ней изменить… — N дал Льву Николаевичу слово, что больше не будет пить, а Лев Николаевич при посредстве друзей своих устроил г. N на какое-то место, где тот благополучно служил в течение

долгих лет, вплоть до своей смерти, причем сдержал свое слово и больше не пил». (Н. В. Давыдов, «Из воспоминаний о Л. Н. Толстом» — в «Сборнике воспоминаний о Л. Н. Толстом», изд. «Златоцвет», М. 1911, стр. 25—29; ср. с его же воспоминаниями «Письма Л. Н. Толстого к Н. В. Давыдову» — «Толстой. Памятники творчества и жизни», сборн. 2, изд. «Задруга», М. 1920, стр. 43—44). — Также и в заметке „Почему не может быть окончен «Труп»“, помещенной в «Русском слове» (1902, № 238, «Московские вести»), сообщалось, между прочим, о том, что прочтя в газетах пересказ фабулы начатой Толстым драмы, «главное действующее лицо действительного происшествия г. N, занимающий в настоящее время видную должность, узнал по пересказу «Трупа» себя и посетил Толстого. Результатом этого свидания было бесповоротное решение писателя не продолжать уже близкого к развязке произведения». — В статье же П. А. Буланже „Как писалась драма «Живой труп»“ («Русское слово», 1911, № 232 от 9 октября) содержатся иные сведения о причинах, повлиявших на приостановку работы Толстого над сюжетом этой драмы. «Ясно помню, — пишет П. А. Буланже, — как зимой 1900—1901 годов, во время моего посещения Льва Николаевича в Хамовниках в Москве, к нему явился вечером юноша и попросил свидания наедине… Когда Лев Николаевич вернулся в столовую, то рассказал, что у него был очень милый юноша, явившийся с просьбой от своей матери, которая прочла в газетах описание драмы и нашла большое сходство с тем случаем, который был у нее в жизни. Она перенесла суд и много тяжелого и боялась, что опубликование драмы снова вызовет ее заглохнувший было судебный процесс. Она просила Льва Николаевича не опубликовывать своего произведения. — И что же вы сказали? — спросили мы в один голос… — Конечно, я обещал не опубликовывать, — ответил Лев Николаевич. — Человеческая жизнь дороже всяких писаний». — А. Б. Гольденвейзер сообщает о том же в своем дневнике (запись 1 февраля 1901): «По поводу своей драмы «Труп» Лев Николаевич сказал мне: «Ко мне приходил сын жены описанного мною человека, а потом и он сам. Сын от имени матери просил не опубликовывать драму, так как ей это было бы тяжело, да и кроме того она боится, чтобы опять не вышла история. Я, разумеется, обещал. Их приход мне был очень интересен и полезен. Я еще раз, как и раньше неоднократно, убедился, насколько психологические побуждения, которые сам придумываешь для объяснения поступков людей, которых описываешь, ничтожнее, искусственнее побуждений, руководивших этими людьми в действительности. После беседы с ними, я охладел к этой работе». — «Сюжет «Трупа» — добавляет А. Б. Гольденвейзер, — сделался достоянием газет из-за Ал. Петр. Иванова (переписчика Льва Николаевича), который запил и где-то на Хитровке разболтал такому же пропойце — репортеру «Новостей дня», что Лев Николаевич пишет драму и на какой сюжет. А тот сделал из этого статейку и сейчас же поместил в «Новостях дня». Это и вызвало приход ко Льву Николаевичу действующих лиц драмы, но это же и было одним из поводов, заставивших Льва Николаевича бросить драму, не отделав ее».456 («Вблизи Толстого», т. 1, М. 1922, стр. 53). Ср. с заметкой: «Как стало известно о «Живом трупе» (Беседа с переписчиком Л. Н. Толстого)» — в газ. «Утро России», 1911, № 222 от 28 сентября.

Все эти сообщения П. А. Буланже, А. Б. Гольденвейзера и Н. В. Давыдова не вполне точны. В действительности, Н. С. Гимер, прообраз «Живого трупа», бывал у Толстого еще зимой 1899—1900 г., вероятно, в январе или феврале 1900 г. В архиве Толстого сохранилось одно письмо Н. С. Гимера от 16 марта 1900 г. В виду исключительной важности этого документа, приводим его текст: «Ваше сиятельство граф Лёв Николаевич, Извините меня, что я беспокою вас, но обстоятельства мои так плохи, что заставляют это. Я был у г-на Буланже и он сказал мне, что еще ничего не мог сделать, но что всё-таки надеется устроить мне службу.457 В настоящее же время мне положительно нечем существовать и, главное, потому, что не имея никакого костюма, я не могу никуда выйти, так как даже пальто, в котором я прихожу к Вам, я беру у других. Потому, если возможно, Ваше сиятельство, дайте возможность мне одеться, до получения службы, чтобы я мог как-либо просуществовать. Может быть, у вас найдется старое ненужное платье. Затем опять умоляю, ваше сиятельство, дайте возможность вырваться из этой жизни, сделайте это ради моего сына, каково его положение, отец на Хитровом рынке, а мать… [[4]]. Еще раз простите, что осмелился писать вам, но при личном свидании я на словах не могу просить вас об этом. Имея одежду, я могу бывать у старых своих знакомых и этим как-нибудь существовать до получения обещанной службы. Остаюсь с глубоким почтением известный вам Николай Гимер. Адрес мой: Солянка, Подколокольный пер., дом Ярошенко, кв. № 30-й». (АТБ).

Сведения о судебном деле супругов Гимер, послужившем для Толстого толчком к написанию драмы «Живой труп», библиографию, относящуюся к этому процессу и остальной материал, посвященный работе Толстого над драмой, — см. в комментарии к дневниковой записи 29 декабря 1897 г., т. 53. Еще см. о личном знакомстве Толстого с семьей Гимер в конце 1880-х годов — в тт. 50 (Дневник и записные книжки 1888—1889 гг.) и 64 (письма 1887—1889 гг.).

170. 6536. А если писать, то ту драму — Толстой имеет в виду драму, озаглавленную им позднее «И свет во тьме светит». См. прим. 95.

171. 6536. и продолжение Воск[ресенъя]. — Этот замысел не был Толстым осуществлен. См. т. 33.

30 ноября. Стр. 66.

172. 664-6. говорил много с Софрон[овым] и вечером с Новиковым. — Сергей Павлович Софронов (1863—1915), единомышленник Толстого, приезжал из с. Ирошниково Владимирской губернии в Москву повидаться с Толстым. О нем см. т. 52, комментарий к Дневнику от 22 августа 1894. — О Михаиле Петровиче Новикове см. прим. 168.

1 декабря. Стр. 66—69.

173. 6613-14. Вчера б[ыла] куча посетителей. — 30 ноября у Толстого были писатель кн. Дмитрий Николаевич Цертелев (1852—1911), с которым он играл в шахматы, А. Н. Дунаев, П. А. Буланже, И. И. Горбунов-Посадов, К. А. Михайлов и сын друга Толстого врач Андрей Гаврилович Русанов (р. 1874), впоследствии профессор. О первых четырех см. т. 50 (по указателю), о Михайлове см. прим. 294.

Друзьям своим Толстой читал вслух статью М. П. Новикова. См. прим. 168 и ДСАТ, III, стр. 131.

174. 6713. Робинзон, — имя героя известного сочинения английского писателя Даниэля Дефо (1660—1731): «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, йоркского моряка, рассказанные им самим». — Толстой считал это сочинение «образцовой» книгой для детского чтения и любил его перечитывать. («Лев Толстой в последний год его жизни», дневник В. Ф. Булгакова, изд. 3-е, М. 1920, стр. 344, запись 11 октября 1910 г.)

175. 6720. Так это и б[ыло] и с декабристами — Л. Н. Толстой лично был знаком с некоторыми декабристами, уже по возвращении их из ссылки. Он встречался с М. И. Муравьевым-Апостолом, кн. С. Г. Волконским, Д. И. Завалишиным, П. Н. Свистуновым, А. П. Беляевым (его воспоминания Толстой редактировал — «Русская старина», 1880, т. XXIX и сл.). В письме к духобору И. Е. Конкину от 24 февраля 1901 г. Толстой, между прочим, писал: «Довелось мне видеть возвращенных из Сибири декабристов и знал я их товарищей и сверстников, которые изменили им и остались в России и пользовались всякими почестями и богачеством. Декабристы, пожившие в каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после 30 лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, которым нечем хорошим было помянуть свою жизнь. Казалось, как несчастны были приговоренные и сосланные, и как счастливы спасшиеся, а прошло 30 лет и ясно стало, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка и неволя были счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия». См. т. 73. — Жизнь декабристов и их эпоха не переставали интересовать Толстого с 1856 по 1905 г. См. т. 17, наброски романа «Декабристы»; т. 62, переписку его с А. П. Беляевым, П. Н. Свистуновым, В. В. Стасовым — конца 1870-х гг.; еще см. воспоминания Г. А. Русанова «Поездка в Ясную поляну (24—25 августа 1883 г.)» — «Толстовский ежегодник 1912 года», М. 1912, стр. 63.