Дневник Аделины Блейз. Часть 2
Шрифт:
— Само собой, — хмыкнул я.
— Значит, сонастройка должна быть плавной, постепенной. Скажи, что главное в православии?
— Верить, наверное? — предположил я.
— Самое главное в православии — это покаяние. Я бы сказал, что вера начинается с покаяния и им же заканчивается. Покаяние, смирение, отсутствие гордыни — прямой путь к Богу.
— Ив чем я должен каяться? — Слова Сергея о покаянии мне не понравились. — Не думаю, что у меня так уж много грехов.
— Вот это и есть гордыня,—ответил Сергей. — Путь к Богу лежит через полное
— Сложно это, — вздохнул я. — Как-то не прииык я каяться.
— Я и не прошу тебя об этом. Покаяние должно быть искренним, сердечным. Здесь недопустимо лицемерие. Просто попробуй, засыпая, поговорить с Богом. Искренне. От всего сердца. Попроси Его помочь спасти Ольгу и Вику. Попроси провести тебя по правильному пути. Попроси прощения за свои ошибки — например, за то, что произошло в сельве. Ведь убийство, каким бы они ни было, — очень большой грех.
— Но мы защищали себя! — возразил я.
— Я понимаю. Тем не менее, это грех, и за него надо просить прощения. Просто начни, попробуй почувствовать Бога. Обращайся к Иисусу, к Богоматери. К святым — если знаешь кого. Проси помощи. Вот увидишь, они помогут. При этом верь в эту помощь — это очень важно.
— Даже не знаю... Получится ли у меня?
— Ты просто попробуй. И помни о том, что в этом мире нет ничего сильнее веры.
Спать мы легли около полуночи. Я долго не мог заснуть, все думал о том, где сейчас Ольга. Ну, и Вика, конечно. Как-то они там?
Затем я вспомнил разговор с Сергеем. Признаться, я никогда не считал себя особо верующим. Крещен был — это да. Крестик ношу. Только все это было, скорее, данью моде. Я привык во всем всегда полагаться на свои силы. И вот теперь мне предстояло говорить с Богом — я чуть не рассмеялся от ощущения глупости ситуации. Не получится у меня. Не для меня это.
Мысли снова вернулись к Ольге. Я думал о ней, переживал за нее. Мои чувства становились все острее. В какой-то момент я вспомнил о Боге и попросил: «Господи, помоги!»
Не знаю, услышал ли он меня. Тем не менее, я просил — снова и снова. Что-то лепетал мысленно, обещал. Я не знал ни одной молитвы, поэтому просто говорил с Богом — сам, своими словами. В какой-то момент даже ощутил, что на глазах у меня выступают слезы, для меня это было весьма необычно. Я не терпел слез, ведь они — признак слабости. Но сейчас мне было на это наплевать. Я просто склонял голову перед Богом — и просил...
Проснулись мы рано — нужно было успеть добраться до аэропорта. Собрав минимум вещей — остальное просто оставили в номере, — мы отправились в путь.
— Наши девчонки на каком-то корабле, — сказал Сергей, когда мы вышли к остановке. — По крайней мере, были там этой ночью.
— Откуда ты знаешь? — Я недоверчиво взглянул на него.
— Просто знаю. Имей это в виду — на всякий случай...
Если Сергей не хотел что-то объяснять,
Как я и предполагал, в аэропорту нас встретил Гриша. Если раньше он ходил в поношенной одежде и вообще изображал из себя бедняка, то теперь встретил нас в строгом деловом костюме, с галстуком. Дополняли гардероб добротные кожаные туфли и дорогие наручные часы.
— Рад, что вы приехали! — улыбнулся он. — Надеюсь, хорошо выспались?
— Хорошо... — сухо отозвался Сергей. — Где девушки?
— Я не тот, кто может отвечать на эти вопросы, — отозвался Гриша. — Пойдемте, нас ждут...
По пути Григорий рассказал, что в Рио-де-Жанейро мы полетим на небольшом частном реактивном самолете. Сам он в Рио не летел.
— Вообще-то я уже давно живу здесь, — с улыбкой объяснил он. — У меня своя вилла, я владелец двух местных ресторанов. Но с вами мне было общаться очень приятно, — Гриша снова улыбнулся. — Не каждый день встретишь подобных идиотов.
— Я вернусь и сломаю тебе шею, — пообещал л ему на прощание. — Просто помни об этом.
Мейер и его свита уже ждали нас в салоне. Девушек там не оказалось.
— Где девушки? — спросил Сергей у Мейера, едва мы оказались в самолете.
— Не думали же вы, в самом деле, что я приведу их сюда? — усмехнулся он. — Они в надежном месте, под присмотром опытных людей. Обещаю, что с ними ничего не случится. Разумеется, — тут Мейер снова улыбнулся, — если вы будете выполнять наши соглашения. А сейчас, если вы не против, вас пристегнут к креслам. На всякий случай.
У него были очень опытные охранники. Меня усадили в кресло, пристегнули наручниками к подлокотнику. При этом у меня не появилось ни единого шанса что-либо изменить. Особенно не нравился мне молчаливый телохранитель Мейера — было в его взгляде что-то неприятное. Я не заметил у него пистолета, но, когда попытался было возразить против пристегивания себя к креслу, возле моего горла тут же возник большой нож. Возник словно из ниоткуда: только что рука Мигеля — так его называл Мейер — была пуста, и вот уже в ней оружие. Лезвие у горла лишало меня всякой возможности сопротивления, мне пришлось позволить защелкнуть наручники на своей руке. Рядом усадили Сергея. Несколько минут спустя самолет уже выруливал на взлетную полосу.
Если девушек оставили в Манаусе, то профессор летел с нами. Он был очень тих и бледен, все происходящее его явно пугало. Я хорошо понимал Ковальского — у профессора были все основания беспокоиться за свою жизнь. Вряд ли эти люди захотят оставлять свидетелей.
Последнее соображение касалось и меня. Мне; было ясно, что послушное следование воле Мейера приведет нас к гибели: как только этот гад получит Ключи, нам крышка. На меня эти уроды, судя по всему, особого внимания не обращали — считали пешкой. Может, это меня несколько и обижало Зато вполне устраивало. В конце концов, пешка тоже может выбиться в ферзи...