Дневник Анжелики Пантелеймоновны

Экслер Алекс Борисович

– Ну вот, – сказала я Светке, – папа тоже устал. Пошли домой.

На сцене между тем Малыш снял уже косуху, майку и уже вплотную подбирался к джинсовым шортам. Зал выл от восторга, оттуда пару раз выбегали какие-то дамочки и засовывали Малышу деньги за пояс. Мне даже показалось, что ему совали вовсе не одну купюру, а три или пять.

– А что начнется, – вполголоса сказал Череп, – когда он трусы снимет. Вот тут такое начнется…

Я резко встала:

– Светка, Петя –

домой!

Светка поняла, что спорить уже бесполезно, поэтому встала и помогла мне поднять Петю из-за стола. Однако в этот момент музыка выключилась, зажегся верхний свет и официант сказал в микрофон:

– Дорогой гость на сцене. Мы очень вам благодарны за изумительный танец, но просим все-таки освободить место для танцовщицы, потому что иначе она не получит деньги за выступление.

– Но я же еще даже шорты не снял! – возмущенно прокричал Малыш.

– Вот это мы особенно оценили, – ответил официант в микрофон. – Хотелось бы, чтобы на данной торжественной ноте это великолепное представление было и закончено. Согласитесь, что некоторая недосказанность придает выступлению особую пикантность.

Малыш на сцене эту фразу выслушал с совершенно ошарашенным выражением лица.

– Клево излагает, – заметил Череп. – Даже в репу дать не за что, хотя и хочется.

Однако Малыш со сцены уходить не собирался. Байкеры, да и весь зал, тоже требовали продолжения банкета, в смысле – стриптиза. Малыш взялся за пояс шортов и стал без музыки выразительно покачивать бедрами. Публика зааплодировала.

– Хорошо, – сдался официант. – Но только до трусов. Здесь дети.

– Интересно! – возмутился Малыш. – Значит ваша стриптизерша может раздеваться так, что у нее даже гланды разглядеть можно, хотя здесь дети, а как я – мужчина в полном расцвете вторичных признаков – так только до трусов? Так нечестно! Вы лишаете зал отличного зрелища!

– Нет, – сурово сказал официант. – На женский стриптиз у нас есть разрешение, а на мужской – отсутствует. Так что я вас очень прошу – раздеваться не до интима.

– Интима на сцене не будет, – твердо пообещал Малыш.

– Я не в этом смысле, – поправился официант. – Не до полной обнаженки.

– Договорились, – сказал Малыш и подмигнул нашему столику. Байкеры засвистели и зааплодировали.

– Мам, – заныла Светка, – он только до трусов. Ну давай досмотрим!

– Ладно, – сказала я, нехотя опускаясь на свое место. – Но материнское сердце подсказывает, что зря я это делаю…

– Да ладно вам, Анжелика Пантелеймоновна, – сказал Череп. – Светка уже взрослая девочка. Что она, в музеи не ходила, что ли? Вон, в Пушкинском какой Давид голый стоит – все как на ладони. Причем, заметьте, изрядных размеров.

– Фу, какие ты пошлости говоришь, Череп, – с негодованием сказала я. – Давид – это искусство. К тому же, он мраморный и белый.

– Ну, Малыш у нас тоже не негр, – усмехнулся Череп.

– Да

ну тебя, – отмахнулась я от него и стала наблюдать на Малышом.

Официант между тем снова погасил свет и включил медленную музыку. Малыш, разогретый вниманием зала и ненавидящим взглядом стриптизерши, которая выглядывала из служебного помещения, куражился вовсю. Он совершал балетные па, то расстегивал, то застегивал молнию своих шортов, – короче говоря, устроил целое шоу. Публика неистовствовала. А уж когда Малыш изобразил нечто вроде шпагата (не доставая, правда, до пола примерно полметра), и в этом положении стал застегивать и расстегивать ширинку, затем дико взвыл, упал на пол и стал там кататься, – народ в зале повскакал со своих мест и устроил овацию.

– Плохо дело, – сказал Череп невозмутимо. – Это вовсе не трюк. Он просто молнией себе достоинство прищемил.

– Боже мой! – всполошилась я. – Мальчика надо срочно в больницу!

Однако ничего катастрофического, как видно, не произошло. Малыш мужественно поднялся с искривленной улыбкой на лице и стал продолжать выступление. С шортами он решил больше не играться, поэтому быстро снял их, покрутил на руке, а затем изящным жестом бросил в сторону столика, за которым сидела компания молодых девушек. Те на этот жест отреагировали взрывом восторга.

Официант предупреждающе кашлянул в микрофон, однако Малыш ему жестом показал, что он помнит о договоренностях, и что еще две минуты, после чего он закончит свое шоу. Официант сделал музыку погромче, и Малыш начал финальные прыжки по сцене.

Честно говоря, мне было интересно, чем же он это все закончит. Предчувствия подсказывали, что после такого успеха Малыш вряд ли просто поклонится и сойдет со сцены. И точно! Улучив минуту, когда официант отвлекся на какой-то столик, Малыш в танце быстро оголил половину задницы, но снова вернул трусы обратно. Вот я так и знала, что этот стриптиз ничем хорошим не закончится!

– Светка, пора домой, – сказала я. – Уже совсем поздно.

– Да сейчас все закончится, – добродушно сказал Череп. – Его официант все равно со сцены сгонит.

На сцене Малыш второй раз повторил процедуру с оголением зада. Официант между тем обслужил очередной столик, вернулся к барной стойке и стал внимательно следить за Малышом. Тот еще повихлялся по сцене, взялся за трусы и…

Тут произошло совершенно неожиданное событие. В тот момент, когда Малыш, стоя спиной к служебному помещению, снова приспустил трусы (формально договоренности он не нарушал, ведь полной обнаженки не было), дверь помещения открылась и оттуда с диким лаем выскочила маленькая собачка неопределенной породы, науськиваемая стриптизершей. Собачка мгновенно промчалась через площадку с бассейном, находящуюся перед рестораном, прыгнула и… куснула несчастного Малыша прямо за задницу. Малыш взвыл и снова упал на сцену, не успев надеть обратно трусы. Зал взревел от восторга, и Малышу начали бешено аплодировать. За громом музыки собачку никто не услышал, тем более, что Малыш стоял лицом к залу, а собачка напала со спины, поэтому все решили, что это Малыш просто выкинул очередной фортель.