Дневник безумного старика

Танидзаки Дзюнъитиро

Вчера вечером около 8 часов приступ боли в груди от солнечного сплетения, распространившейся за грудину. Продолжался полчаса. Сняли боль таблеткой нитроглицерина, уколами болеутоляющего и сосудорасширяющего, предписанными дежурным врачом. Электрокардиограмма никаких изменений по сравнению с предшествующей не показала. Давление 156 на 78.

23 декабря. Ясно, потом переменная облачность.

Каждый день легкие приступы. Так как в моче обнаружен сахар, утром пациенту дали обильный завтрак, рис с приправами, после чего взяли кровь на гликемию и возможный диабет.

26

декабря. Ясно, потом облачно.

Приблизительно в 6 часов вечера мне позвонили из больницы: у пациента сильная боль в левой половине грудной клетки. Продолжалась более десяти минут. Я попросил дежурного врача принять срочные меры и прибыл в больницу около 7 часов.

Давление 185 на 97, пульс ровный. Сделали укол болеутоляющего, и пациент успокоился, наверное, его испугало то, что по воскресеньям в больнице лечащий врач отсутствует, что и явилось причиной сильного приступа. Во время приступа давление повышается.

29 декабря. Ясно, потом град и сильный туман, потом ясно.

Сильных приступов за это время не было. Векторная электрокардиограмма показывает возможный инфаркт миокарда передней стенки левого желудочка. Реакция Вассермана негативная. С завтрашнего дня я решил давать новое сосудорасширяющее средство, полученное из Америки.

3 января 1961 г. Ясно, потом облачно, потом дождь. Возможно, в результате применения нового лекарства больному гораздо лучше. Моча мутная, анализ под микроскопом обнаружил большое количество лейкоцитов.

8 января. Ясно, густой туман, ясно.

Вызвали профессора К. из урологического отделения. Он установил увеличение предстательной железы и уроинфекцию вследствие нарушения пассажа мочи. Посоветовал массаж предстательной железы и антибиотики. Электрокардиограмма показывает некоторое улучшение. Давление 143 на 65.

11 января. Переменная облачность.

Несколько дней жалуется на боль в пояснице. Кроме того, боль в груди, которая постепенно увеличивается, но больной терпел, а сегодня после полудня очень сильная боль и стеснение в обеих сторонах груди, продолжалась 10минут. Это самый сильный приступ за время пребывания в больнице. Давление 176 на 91, пульс 87. Дали таблетку нитроглицерина и сделали уколы сосудорасширяющего и болеутоляющего. Боль прошла. Электрокардиограмма не показывает никаких изменений.

15 января. Ясно.

Рентгеновский снимок, сделанный вчера, показал сильное искривление позвоночника. Чтобы пациент не сильно сгибался в пояснице, на кровать под поясницу положили металлическую пластину, чтобы тело в кровати не оседало.

(Опущено)

3 февраля. Совершенно ясно.

Электрокардиограмма показывает значительное улучшение. Последнее время никаких, даже легких, приступов. Скоро буду выписывать.

7 февраля. Переменная облачность.

Пациент уехал из больницы в хорошем настроении. Несмотря на февраль, сегодня очень теплый

день. Поскольку пациенту холод противопоказан, его отправили домой в середине дня в машине с отоплением. Мне сказали, что дома в кабинете господина Уцуги топят большую печку.

Выдержка из записок Сирояма Ицуко

20 ноября прошлого года у отца были спазмы мозговых сосудов, вслед за тем сразу же приступы стенокардии и инфаркт миокарда. 15 декабря того же года его положили в Токийскую больницу, благодаря профессору Кацуми он выздоровел и 7 февраля этого года вернулся домой на Мамиана. Но от стенокардии он совершенно не избавился, после выхода из больницы было несколько легких приступов, и даже сейчас он иногда принимает нитроглицерин. С февраля до марта он из спальни не выходил. Сиделка Сасаки во время отсутствия отца оставалась в доме на Мамиана и ухаживала за моей матерью, а когда отец вышел из больницы, стала ухаживать за ним: три раза в день его кормит, водит в уборную и по большой и по малой нужде; иногда ей помогает О-Сидзу.

В Киото у меня особых дел не было, и я полмесяца прожила на Мамиана, ухаживая за мамой вместе с Сасаки. Отец видеть меня не хочет, поэтому я старалась не показываться ему на глаза. То же самое с Кугако.

Положение Сацуко особенно деликатное и сложное. Следуя указаниям профессора Иноуэ, она все время относится к отцу очень ласково, но когда нежность становится чрезмерной и она подолгу сидит у его постели, отец приходит в возбуждение. Часто после посещения Сацуко у отца были приступы. Но если она несколько раз в день к нему не заглянет, он обязательно начинает беспокоиться, а это может привести к ухудшению его состояния.

Отец, как и Сацуко, психологически находится между двух огней. Приступы стенокардии очень болезненны, он, хотя и говорит, что смерть ему не страшна, боится предсмертных мучений. Поэтому он изо всех сил старается избежать близкого общения с Сацуко, но совсем не видеться с ней не может.

Я ни разу не поднималась на второй этаж к Дзёкити и Сацуко. По словам сиделки Сасаки, Сацуко теперь уже не спит в спальне, а перебралась в комнату, которая служила комнатой для гостей. Время от времени на втором этаже украдкой появляется Харухиса.

Когда я возвратилась в Киото, мне неожиданно позвонил отец. Я забеспокоилась, что случилось. Оказалось, что листы цветной бумаги с отпечатками подошв Сацуко до сих пор находятся в лавке Тикусуйкэн, и он попросил забрать их, отдать каменщику из храма и попросить вырезать по ним стопы Будды. В «Записках о странах, лежащих к западу от великой империи Тан» сказано, что отпечатки стоп Будды сохранились в стране Махадха. Длина их 1 сяку 8 сун, ширина 6 сун, на обеих ногах чакраварти. На отпечатках ног Сацуко чакраварти можно не изображать, но сделать их такого же размера, как стопы Будды. Он настоятельно просил, чтобы я все точно исполнила.

Я не могу обращаться к кому бы то ни было с такой абсурдной просьбой. Выслушав его, я повесила трубку, а потом позвонила и сказала: «Мастер сейчас уехал на Кюсю и даст ответ позже».

Через несколько дней отец опять позвонил мне и велел в таком случае отправить эстампы ему в Токио, что я и сделала.

Вскоре я узнала от Сасаки, что, получив эти листы, он из нескольких десятков выбрал четыре или пять, которые показались ему наиболее удачными, все время с большим вниманием их рассматривал. Сиделка опасалась, как бы это занятие его слишком не разволновало, но отобрать у него листы было невозможно, и она решила, что пусть он лучше возится с ними, чем непосредственно общается с Сацуко.