Дневник черной смерти
Шрифт:
– Простите, – прошептал Алехандро, – я не хотел сделать вам больно.
«Прежде всего не навреди», – напомнил он себе.
Утолщения были твердые, но с прошлого осмотра два дня назад не увеличились. И темно-голубая окраска их тоже не изменилась.
– Две недели, – отойдя от постели, сказал Алехандро Эмили. – Это выше моего понимания. Наверно, вы исключительно хорошо ухаживаете за ним.
– Я тут ни при чем. Все, что я делаю, это вытираю ему пот со лба.
Алехандро вымыл руки в принесенной Эмили лохани с водой и вытер их полотенцем. За время болезни Уильяма
– Ничего больше я тут поделать не могу. Теперь все во власти Божьей. – Он не стал говорить о том, что казалось ему очевидным, а именно что фактически Купер уже какое-то время назад отошел к Богу. – То, что он живет в таком подвешенном состоянии столь долго, кажется почти отклонением от естественной нормы.
Однако за годы своей медицинской практики Санчес видел немало подобных странностей и со временем пришел к выводу, что, возможно, такого рода отклонения являются частью некоего божественного замысла. Ему очень хотелось бы обсудить эту идею с Ги де Шальяком. Он в тысячный раз пожалел, что лишен возможности выслушать мнение своего друга и наставника.
Когда он уже собирался уходить, женщина взяла его за руку и сказала:
– Муж говорил, мы должны вам заплатить.
Зная, что они едва сводят концы с концами, он никогда не заводил с ней разговора о деньгах.
– Нет, какая может быть оплата? Ничего не нужно. Но, пожалуйста… удовлетворите мое любопытство. Я уже давно знаю вас обоих, но мы никогда не обсуждали, как так получилось, что вы с мужем живете среди евреев, хотя для вас как христиан открыт весь Авиньон. Хотелось бы понять причину.
Она на мгновение заколебалась, как бы взвешивая, насколько ему можно доверять.
– Нам пришлось покинуть свою деревню под названием Эйам, рядом с одним из излюбленных охотничьих угодий короля. – Эмили вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Зима тогда выдалась очень трудная, мы голодали и холодали.
Перед мысленным взором Алехандро возник де Шальяк, стоящий в дверном проеме зимой 1357 года; он содрогнулся, вспомнив царивший тогда резкий холод и муки терзавшего их с Кэт голода. Припомнились ему и горькие слова, которые он сказал при виде де Шальяка: «Вам здесь не рады».
«Да, – ответил де Шальяк, – но я здесь нужен».
Еда, которую он привез из Парижа, спасла жизнь Алехандро и Кэт.
– Егеря поймали мужа, когда он охотился. – Голос Эмили Купер вернул его к действительности. – По их словам, он находился в заповеднике, хотя сам клялся, что не пересекал его границ! Никто моего мужа не слушал; король приказал его повесить.
В глазах Алехандро вспыхнуло любопытство.
– Но его… не…
– Нет. Наш сын спас Уильяма; они держали мужа в загоне, но кандалы не надели. Один из стражников был сильно пьян, и мальчик сумел освободить отца.
– Какой храбрый, достойный сын.
– Да. Но это стоило ему жизни. – Краем фартука Эмили снова вытерла глаза. – Стражник очнулся и выстрелил в него из лука, когда он вслед за отцом перелезал через стену.
– Какой ужас!
Эмили кивнула, принимая его сочувствие, вернулась к мужу, краем фартука вытерла с его лба пот и опустилась в кресло рядом с постелью. Вид у нее сделался сдержанный и отстраненный – такого выражения Алехандро никогда прежде не видел на лице этой женщины. Во взгляде, брошенном на него, сквозил невысказанный упрек.
Мелькнула мысль самому дать Эмили денег, но Алехандро побоялся смутить ее и счел за лучшее просто уйти.
– Милорд.
Паж отвесил глубокий поклон королю.
– А-а, Чосер. Расторопный, как всегда. Думаю, какое-то время лорд Лайонел в состоянии обойтись без вас.
Как будто в этом можно было сомневаться!
– Да, сир. Они с леди Элизабет отправились на прогулку.
– Хорошо. Сегодня прекрасный день для прогулки. В данный момент мой личный писец занят другими делами, а мне нужно продиктовать письмо.
Что касается писца, то Чосер знал, что он снова перебрал лишнего и вряд ли можно рассчитывать на его внимательность и аккуратность. Чосеру уже не раз приходилось исправлять ошибки этого человека; они могли бы показаться даже забавными, если бы тут не были замешаны дела государства.
– Конечно, сир, – ответил он. – Сочту за честь.
Король Эдуард III сделал жест в направлении стоящего в углу письменного стола.
– Все нужное вы найдете там.
Пока Джеффри Чосер усаживался, подбирал перо и пергамент, король добавил:
– Не сомневаюсь, вы сохраните содержание этого послания в строжайшей тайне. Мой сын очень высокого мнения о вашем благоразумии. И вот еще что. Это послание имеет чрезвычайно большое значение для благополучия страны, поэтому запишите мои слова в точности так, как они будут произнесены.
Он прочистил горло и начал диктовать.
– Ваше святейшество…
Засим последовало длинное цветистое приветствие; Чосер слышал его уже не раз и знал почти наизусть.
И наконец король перешел к делу.
– Мы рады сообщить вам, что наша возлюбленная дочь Изабелла согласилась – конечно, при условии вашего одобрения – принять предложение руки и сердца, сделанное бароном Энжераном де Куси. Мы просим вашего позволения на их свадьбу в самое ближайшее время.
Чосер едва не выронил перо и вынужден был пробежать взглядом по странице, проверяя, не закапал ли ее чернилами. Убедившись, что все в порядке, он продолжил торопливо писать, чтобы успеть за королем.
– Одновременно я хочу попросить вас об огромном личном одолжении. У меня есть дочь, рожденная от женщины, которая когда-то служила моей возлюбленной королеве. Я хочу признать ее как свое дитя и взять в семью в качестве английской принцессы. Я каюсь в своих грехах, униженно прошу вашего заступничества перед Богом на небесах и молю о прощении не только за недостойный акт прелюбодеяния, но и за то, что прежде не сумел должным образом окружить вниманием эту свою дочь. Безусловно, это грех столь же прискорбный, как и тот, которому она обязана своим появлением на свет.