Дневник чужой жены
Шрифт:
– Вот! Смотрите! Это все я писала! И те листы, что у вас, мои.
Он нехотя потянулся к тетрадям, взял верхнюю, открыл и прочел вслух:
– «Возлюбленная беса». – Взял следующую. – «Вавилонские страсти». Очень интересно. «Зрелость куртизанки». И где же вы берете сюжеты?
– Из головы. Придумываю.
– Но ваши произведения написаны от руки, а здесь отпечатаны…
– Потому что я стала работать на компьютере.
– А где конец истории Глеба и неизвестной героини?
– Не дописала.
– Я все же познакомлюсь с вашим последним произведением. Этот роман меня очень заинтересовал. Знаете, хорошо написано. А где еще Нина хранит документы?
– В
Сейф тоже осмотрели, но ничего стоящего не обнаружили.
Глеб изредка доставал телефон и просматривал сообщения. Нина не звонила, боясь, что его голос в комнате услышат бабульки, но сообщения отправляла исправно: «Скоро буду. Поешь, еда в холодильнике. Не включай звук телевизора. Еду домой». Собственно, все, кто заимел мобильную трубку, на первых порах пишут всяческую ерунду или звонят по пустякам. Нина не исключение.
Глеб вздремнул. Сидя взаперти и занимаясь лишь поиском выхода из сложившейся ситуации, он уставал до одури. Случалось, нечаянно отключался. Когда же обостренное подсознание выдавало серию снов, в которых Глеб видел себя на скамье подсудимых или за колючей проволокой, он подскакивал и долго не мог сообразить, где находится. Подполье оказалось тяжелым испытанием.
Как только очнулся от забытья, он резко сел на софе, протер лицо и глаза, тряхнул головой. В поле зрения попали кассеты в сумке, которая стояла у шкафа. Посмотрел абсолютно все, а ничего подозрительного не заметил. Следует искать где-то в другом месте, но где? Чтобы активно включиться в поиски, надо быть относительно свободным, а как раз свободы у Глеба нет. Она появится, когда переедет на квартиру. Главное – есть дневник Валентины, на него возлагал надежды. Глеб решил сам найти переводчика, потому что не хотел, чтобы Нина читала откровения его жены.
Он встал с намерением попить воды, увидел мобильный телефон. Звонки отключил, поставив трубку на вибрацию. Телефон всегда держал при себе, а тут вдруг случайно оставил на столе. Просмотрел сообщения. «Глеб Николаевич, отзовитесь. Дайте указания, что делать. Менты трясут. Вика». Это бухгалтер. Она каждый день присылает сообщения. Следующее: «Глеб, где ты? Что происходит? Слон». Это друг. А пошли бы вы все друзья… Следующее: «Я арест. Обыск. Уходи». Без подписи. Да это же Нина! Что значит – арест? А обыск? А уходи? Да что ж тут думать! Обыск будет в квартире Нины! Когда она прислала сообщение? Сколько прошло времени? Глеб похолодел, пересохло во рту – милиция может нагрянуть в любую минуту.
Он оглядел комнату, прикидывая, как собраться мигом и не оставить следов. Кассеты с архивом – обязательно. Кассеты с фильмами пусть остаются. Кейс! В нем деньги, ценности. Одежда! Глеб засунул костюм в сумку – на переодевание времени нет. Чуть не забыл записные книжки Валентины и визитные карточки, лежавшие на тумбочке у софы. Метнулся за ними, бросил в сумку. Кажется, больше его вещей нет в доме Нины. Он схватил ключи, которые она оставила на всякий пожарный случай, а это и есть тот случай. В связке болтался и ключ от гаража, а запасной ключ от джипа лежит в кармане пиджака, Глеб всегда предусмотрителен. Вспомнил про бородку и усы. Они лежали сверху буфета, Глеб и их бросил в сумку, приклеит, когда отъедет от дома. Теперь предстояло выйти. Но как быть с бабульками? Они обязательно расскажут милиции, что у Нины скрывался подозрительный тип, который прятался даже от соседей.
Из кухни выглянули сразу две старческие физиономии. Глеб вежливо кивнул им, те растерянно кивнули в ответ. Он закрыл дверь на ключ, взял сумки…
Раздался требовательный стук в дверь. Этот стук отозвался в каждом нерве Глеба, заставил попятиться. Стук повторился. Звонки есть, но ни один не работает, поэтому барабанили кулаком по старой входной двери. Из комнаты выглянула третья старушка в очках. Глеб не двигался. Машка Цеткин крикнула: – Кто там?
– Милиция. Откройте.
– Это милиция, – шепотом сказала Машка Цеткин Глебу.
Он прислонился к стене и свесил на грудь голову.
– Откройте! – повторили за дверью.
ИВС – изолятор временного содержания. Очень занятное место, настолько занятное, что Нина осматривалась, ежась от брезгливости. Сюда следует приводить народ на экскурсию, после чего резко упадет количество преступлений, так как вряд ли захочется кому-либо побывать здесь еще разок. А Нина не просто побывала, она попала в ИВС! Как ни странно, присутствия духа она не потеряла. Попадая в передряги, такие люди, как она, мобилизуют волю, ищут выход из безвыходных положений. Раньше Нина была совсем другой – воробышком, неспособным чирикнуть в свою защиту. Когда же хлебнула лиха, поняла: надо меняться, на блюде ничего не принесут. И она приложила массу энергии, чтобы изменить себя. Правда, блюдо тоже было – с папиным наследством, но Нина получила его, будучи уже другой. Наследство помогло стать на ноги, а духом Нина окрепла гораздо раньше. И сейчас она занялась тем, что отбросила наконец панику. Мысль выйти отсюда незамедлительно откинула сразу. Ночь ей точно предстоит провести в камере, а завтра видно будет.
Здесь находилась еще одна женщина, она была в дорогом спортивном костюме, но с внешностью «трижды судимая». Она некоторое время наблюдала за Ниной, видимо, дала возможность привыкнуть к покоям ИВС, затем спросила прокуренным голосом:
– Как зовут?
– Нина.
– А меня Зина. За что кинули сюда?
– Из-за клипсы.
– Украла? – поморщилась Зина. То ли сомневалась, что Нина способна украсть, то ли кража была слишком незначительная, чтобы из-за нее сесть в камеру.
– Нет, – ответила Нина. – Клипсу нашли в доме, в котором убили двух человек.
– Тогда ты влетела круто. Двоих, говоришь? Статья пятая, часть вторая, пункт «а». Но глядим в корень: как они убиты?
– Зарезаны. Зверски. Много ножевых ран…
– Ууу… – протянула Зина. – Тогда это убийство я бы квалифицировала еще и по пункту «д».
– А что это такое?
– Это убийство, совершенное с особой жестокостью. Знаешь, на сколько влетишь? (Нина только широко раскрыла глаза.) Как минимум лет на двадцать, если вообще не пожизненно. Вообще-то там еще смертная казнь предусмотрена, но, слава богу, ее сейчас не применяют. Мораторий! – И Зина назидательно подняла указательный палец.
– Но я не убивала, – испугалась Нина. – Я даже не знаю, как попала туда моя клипса.
– На убийцу ты не смахиваешь, – согласилась Зина с оттенком жалости. – А как узнали, что это твоя сережка?
– Не знаю, – вздохнула Нина. – Я тоже об этом спросила, Рыков не сказал. Но ему стало известно, что я была в том доме в ночь убийства.
– А ты была?
Нина припомнила, что в камеру часто сажают стукачей.
– Нет, не была, – ответила твердо.
– Следователь Рыков? Волчара. Тебе не повезло. Главное – алиби.