Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945
Шрифт:
После первых выстрелов в замыкающего румына он немедленно попытался спикировать в направлении вражеских позиций. Но я сидел у него на хвосте, стреляя из своего единственного пулемета. Он не выполнял никаких маневров уклонения от огня, ища вместо этого спасения в бегстве. Я был на малой высоте над территорией противника без ведомого, но не хотел позволить этой машине уйти так легко. Другой румын отделился от своего компаньона, но не спешил к нему на помощь. Внимательно следя за окружающим пространством, особенно за тем, что было у меня сзади, я продолжал стрелять в «Мессершмит», летящий передо мной. Он уже сильно дымился, а затем внезапно врезался в холм. Никакого пламени не было.
Я немного сожалел о результатах этого боя, потому что настоящая
Два дня спустя раздувшийся от дождей Ваг вышел из берегов, и мы были вынуждены спешно эвакуировать аэродром. В 16.06 я взлетел вместе с обер-фенрихом Элле. Мы не имели друг с другом радиосвязи. Через несколько минут после взлета я случайно посмотрел на компас и понял, что он все еще не работает должным образом. Солнце было скрыто, и что я теперь должен был делать? Строго говоря, мы, как предполагалось, должны были лететь в Рааб. [141] В какой-то точке ведомый и я достигли Дуная, но город найти не смогли. После отчаянных поисков мы, наконец, достигли аэродрома Вена-Асперн. [142]
141
Рааб – немецкое название г. Дьёр.
142
Асперн – поселок в 6 км восточнее Вены.
Вернувшись в Веспрем, я узнал, что там нас уже почти включили в список потерь. Они связались со всеми соседними подразделениями, но никто не смог ничего вспомнить о двух разбившихся «Мессершмитах».
В Веспреме я призвал на помощь нескольких механиков из II./JG52, и они привели мое оружие и компас в рабочее состояние.
В последующие дни I./JG53 одержала семь побед, шесть из которых были на моем счету. Последних двух я добился в ходе вылета над сектором действий 1-й танковой дивизии.
Затем был роковой бой: последний вылет моего преданного и храброго Прокопа!
19 марта 1945 г. мы взлетели в 8.58 и едва оказались над линией фронта, как немедленно вступили в контакт приблизительно с 10 Ил-2 и несколькими Яками.
Когда мы начали пикировать на Ил-2, Прокоп сообщил о двух русских сзади и выше нас. Я прервал свою атаку на штурмовики и развернулся к нападавшим. Имея достаточную скорость, мы смогли подняться выше их. Началась «собачья схватка», но нам не удавалось выйти в позицию для открытия огня. После нескольких кругов я заметил большое число Яков, приближавшихся под нижней кромкой облаков. Два из них отделились от остальных и спикировали к нам. Они еще были слишком далеко, чтобы стрелять. Даже оказавшись позади нас, они не могли причинить нам никакого вреда, поскольку мы очень энергично маневрировали. В 200 метрах передо мной были два Яка, позади меня – Прокоп, а в 200 метрах позади него – два других Яка, которые медленно приближались на крутом левом вираже. Тем не менее пока никто не мог ничего сделать. «Прокоп, держитесь ближе, ситуация становится опасной!»
В тот же самый момент случилось то, чего я боялся. Остальные Яки пошли вниз на помощь своим товарищам. «Прокоп, уходим вверх!» – прокричал я, поскольку это казалось единственно верным решением. Я круто пошел вверх, пока мой самолет почти что не остановился, затем вдавил
Во время этого маневра я заметил, что Прокопа больше не было сзади меня. Я увидел его на вираже с четырьмя Яками. Я снова закричал: «Уходи вверх, уходи вверх!» Но Прокоп продолжал вираж.
Трое из Яков, казалось, думали, что я получил попадания и был подбит. В то время как другие отвернули, эти трое последовали за мной и попытались причинить мне еще большие повреждения. Бой проходил, вероятно, на высоте 2500 метров. На 1000 метрах я летел настолько быстро, что русские не рискнули оставаться дальше со мной. Я осторожно вышел из пикирования – моя скорость была более 700 км/ч – и оказался над самой землей. Когда я выровнялся, то понял, что направляюсь на восток и углубляюсь во вражескую территорию. Пока множество русских продолжали кружиться выше меня, я на максимальной скорости развернулся на запад, продолжая держаться ближе к земле. Я сделал это, с одной стороны, для того, чтобы не дать русским зениткам времени хорошо прицелиться, а с другой, для того, чтобы быть настолько невидимым для вражеских истребителей, насколько это было возможно, оставаясь в плотном тумане у земли.
Я имел все основания поступать так, потому что, спасаясь бегством на восток, натолкнулся на вражескую противотанковую пушку, чей расчет, должно быть, видел мой бой с русскими истребителями. Я заметил вспышку, почувствовал сильный удар и увидел в своем левом крыле дыру размером приблизительно 30 на 30 сантиметров. С таким увечьем я совсем не хотел подниматься туда, где были русские истребители.
Недалеко от немецких позиций я увидел самолет, снижавшийся по моему правому борту. Он разбился всего в 300 метрах от меня. Это был «сто девятый». В тот же самый момент я увидел парашют. Прокоп!
Выше меня все еще было несколько русских. Я должен был исчезнуть, тихо и крадучись, если не хотел сам быть сбитым. Я был вынужден оставить своего верного товарища русским. Я ругал сам себя за то, что не вышел из боя раньше, но какой от этого теперь был толк? Прокоп прошел тяжелой дорогой плена и вернулся в Мюнхен лишь в 1949 г.
Иногда кажется, что одно событие проистекает из другого. Едва ты получаешь один удар, как можно вынести другой? Эвальд был первым, кто попал в тиски «Мустангов» в ходе вылетов из Веспрема. Теперь снова была моя очередь. Я только что взлетел со звеном, когда с наземного пункта управления сообщили о большом количестве «Мустангов». Естественно, я был начеку. Скоро прямо над собой я увидел одиночный самолет, летевший под облаками, в котором сразу же признал «Мустанг». Поскольку у меня был большой запас скорости, я попробовал подняться вслед за ним, но, к сожалению, смог обстрелять его лишь с большой дистанции, потому что он ускользнул в облака. Собрав свое звено, я остался над Веспремом на высоте 2000 метров. Затем наземный пункт управления снова вызвал меня. «„Мустанги“ поблизости от аэродрома. Шесть-один – назад к „садовому забору“!»
Еще до того, как мой четвертый номер [143] занял свою позицию, на его хвосте внезапно возник «Мустанг». Я закричал ему, но было уже поздно.
Обер-фенрих Элле, имевший позывной шесть-четыре, не пытался отвернуть, а вместо этого попробовал, пикируя, достичь аэродрома и пролетел над другими двумя самолетами, преследуемый «Мустангом». Американский истребитель хладнокровно сидел на хвосте у четвертого члена моего звена. Сначала вражеский пилот лишь распылял свои пули, но он приближался и к тому моменту, когда они достигли периметра аэродрома, был уже в хорошей позиции, чтобы попасть в Элле.
143
Имеется в виду ведомый второй пары в звене.