Дневник Кости Рябцева
Шрифт:
Тут все ребята стали его расспрашивать, как это он узнал, особенно девчата налетели, а Юшка рассказал, что будто бы Никпетож со Стаськой сначала ходили по двору, а потом зашли за поленницу дров, и Никпетож держал Стаську за руку и что-то ей наговаривал с очень большим увлечением.
А Юшка спрятался с другой стороны поленницы и все время подслушивал.
Если бы Юшка не разболтал еще раньше про меня и Марию, я бы, может, и внимания никакого не обратил, а теперь мне сразу стало понятно, что Юшка — любитель идиотских сплетен и
Сегодня начался семинарий с Зин-Палной по Пушкину. Зин-Пална подробно рассказала биографию Пушкина, и после этого отличился Володька Шмерц. Он вдруг спрашивает:
— А что чувствовал Пушкин, когда жена у него была брюхата?
Тут Зин-Пална отвечает:
— Если бы вы, Шмерц, задали такой вопрос из любознательности, то я, может быть, вам и ответила бы, а так как вы это спрашиваете из хулиганства, то кто-то из нас должен уйти из аудитории: вы, Шмерц, или я.
Тут Володька стал опровергать, что он вовсе не из хулиганства и что он сам читал в письмах Пушкина, как Пушкин пишет своей жене: «так как ты брюхата…» — но все ребята закричали:
— Пошел вон, Шмерц! Здесь не двор, а аудитория.
И Володька принужден был удалиться с позором.
Сегодня на футбольной площадке Юшка Громов ни с того ни с сего начал звонить насчет Никпетожа и Стаськи. Это было уже прямое безобразие, потому что среди футболистов далеко не все — наши школьники, и поэтому я сказал Юшке, чтобы он перестал бузить.
— А что ты мне сделаешь? — спрашивает Юшка.
— Рожу растворожу.
— Попробуй, — говорит Юшка.
Я пробовать не стал, а сговорился с Колькой Палтусовым, который играл правого края за третью команду, и мы решили Юшку подковать. Вышло это так: когда форварды третьей команды повели мяч, то Колька Палтусов погнался за Юшкой, а Юшка, по обыкновению, стал водить. Тут я, под предлогом принять мяч от Юшки, рванулся ему под самые ноги и загородил дорогу, а в этот момент налетел сзади Колька да как трахнет Юшку по самой бабке, Юшка — с катушек и заорал не своим голосом:
— О-о-ой! Это я знаю: Рябцев нарочно меня кует, сволочь этакая!
А все видели, что подковал его вовсе не я, так что никто не обратил внимания, только Кольке капитан сделал выговор за грубую игру. А Юшка не мог сам идти, так как нога у него была вдребезги расшиблена и распухла, и его ребята потащили домой на носилках.
Потом, когда мы с Колькой шли домой, он мне говорит:
— Дото.
А у нас, по условию, спрашивать объяснения телеграфвыражений нельзя. Каждый должен догадываться сам. Я ломал-ломал голову, но что это за «дото» такое, никак не мог додуматься.
— Дорогой товарищ? — спрашиваю.
— Нет, —
— Добрый товарищ?
— Да нет. Как же ты не понимаешь? Доволен тобой.
Тогда я решил Кольке отплатить и, пока шли, всю дорогу придумывал. Стали прощаться, я ему и говорю:
— Верзавок копал.
— Чего ты копал? — рассеянно спрашивает Колька.
— Да ничего я не копал, а верзавок копал. Это я с тобой прощаюсь. Ну-ка?
Колька думал-думал, а потом выпалил:
— Вера завидует Калерии Павловне.
Тут я расхохотался:
— Какая такая Вера? Откуда ты взял Веру? Да еще Калорию Павловну какую-то приплел. При чем здесь Калерия Павловна?
— Это у меня тетка такая есть. Не мешай. Она на барахолке брюками торгует. Это, может, собственное имя: Верзавок?
— Нет, не собственное. Это — телеграфное слово.
Увидев, что Колька не может отгадать, я показал ему нос и хотел было идти домой. Но Колька со страшным любопытством пристал ко мне, чтобы я ему все-таки сказал. Я долго не хотел, потом мне надоело, и я прямо в лицо Кольке отчеканил:
— Верен заветам Октября, Колька Палтусов! Вот что значит: верзавок копал! Не дото.
Так я его перекрыл.
У нас есть одна девчонка, которую зовут Пышка. Она очень толстая, и ее всегда все жмают. Зажмают ее в угол, а она оттуда пищит, как рыба. Это только так говорится, что как рыба, потому что ведь на самом деле рыбы не могут пищать.
Сегодня мы зажмали Пышку в угол, как вдруг, откуда ни возьмись, влетает Елникитка и начинает на нас орать, что это — безобразие, что она всех нас вынесет на школьный совет, и на общее собрание, и чуть ли не в Совнарком. Тогда я ее спрашиваю:
— А что мы, собственно говоря, делали?
— Это вам лучше знать, — кричит Елникитка, — и нечего тут лицемерничать, когда дело ясно как на ладони.
И тут влетело еще несколько старших девчат, все начали кричать наперебой, будто мальчишки страшно распустились и позволяют себе лезть к девчонкам. Тогда я не выдержал и отвечаю, что все это — нахальное вранье, и что Пышку всегда все жмают, в что никогда никто не видел в этом ничего особенного. Я тут еще сказал, что, по-моему, Елникитка просто белены объелась. Тогда Елникитка собрала вокруг себя девчат, как наседка цыплят собирает, и торжественно заявила:
— Рябцев опять показывает себя во всю величину. Я думала, что он исправился, но этот верх возмутительного безобразия доказывает, на что направлены мысли Рябцева.
И тут все подхватили Пышку под руки и куда-то потащили, — должно быть, жаловаться.
Минут через десять пришел Никпетож, собрал всех ребят в аудиторию и стал опять читать целую лекцию о половых вопросах. Потом он вытащил книжку и принялся вычитывать рассказ Тургенева «Первая любовь» — как один мальчишка втрескался во взрослую. Мы много хохотали, а потом я спрашиваю Никпетожа: