Дневник кота-убийцы

Файн Энн

Потом мама Элли окунула Шлепа в ведро и хорошенько постирала, а потом прополоскала. Вода стала коричневой. Грязи-то сколько! Потом, то и дело бросая на меня взгляды, словно это я был виноват, они вылили воду и повторили всю процедуру со свежей мыльной пеной.

Элли, конечно, вся изревелась.

— Прекрати, Элли, — сказала ей мама. — Ты действуешь мне на нервы. Если хочешь принести пользу — принеси фен.

Элли поплелась на второй этаж, продолжая всхлипывать.

Я сидел на шкафу и наблюдал.

Шлепа домыли и снова окунули в ведро. Какое

счастье, что он ничего не чувствовал. Ему вряд ли понравилось бы такое «измывательство». Когда вода наконец стала чистой, Шлепа вынули и вытерли. Потом положили на газету и призвали Элли с феном.

— Твоя очередь, — сказали они ей. — Сделай ему красивую укладку.

И она сделала. Получилось нечто, доложу я вам.

Наверняка Элли станет всемирно известным парикмахером, когда вырастет. Шлеп и при жизни никогда не был так великолепен.

— Здорово, Шлеп, — кивал я ему, когда шел мимо проверить миску соседского кота.

— Привет, Тафф, — подергивал он в ответ носом.

Мы были добрыми приятелями. Даже друзьями. Так что я обрадовался, что благодаря усилиям Элли он смотрится таким франтом.

— И что дальше? — спросил папа.

Мама поглядела на него так, как она иногда смотрит на меня, только немного добрее.

— Ну уж нет, — сказал он. — Только не я. Нет, нет, нет и еще раз нет.

— Или ты, или я — одно из двух, — сказала она. — Не мне же идти, правда?

— Почему? — спросил папа. — Ты меньше меня. Тебе легче пролезть под живую изгородь.

Вот тогда-то я и понял, что они задумали. Но как я мог их остановить? Объяснить, что ли?

Я же всего лишь кот.

Оставалось сидеть и смотреть.

5. Пятница

Я говорю — пятница, потому что они дождались ночи. Часы показывали за полночь, когда отец Элли наконец поднял себя из уютного кресла перед телевизором и пошел на второй этаж. Когда он вернулся, он был одет во все черное. С головы до ног.

— Ты похож на котокрада, — сказала мама.

— Жаль, на нашего кота ни один котокрад не позарится, — проворчал папа.

Я проигнорировал его слова. На это мне хватило ума. Они вместе дошли до двери черного хода.

— Не включай свет во дворе, — предупредил папа. — Еще выглянет кто-нибудь.

Я тоже попытался выскользнуть на улицу, но мама Элли придержала меня ногой.

— Сегодня дома посидишь для разнообразия, ничего с тобой не случится, — сказала она мне. — Хватит с нас неприятностей на этой неделе.

Ой, я вас умоляю, тоже мне секрет! Мне все равно потом все

пересказали Белла, Тигр и Пушкинс. Отличные, кстати сказать, ребята. Они все были свидетелями того, как отец Элли крадется через лужайку с пластиковым пакетом, в который был втиснут бедняга Шлеп, аккуратно завернутый в полотенце, чтобы не испачкался. Как он продирается сквозь лаз в живой изгороди и на животе переползает лужайку наших соседей.

— Я все ломал голову — что же это он вытворяет? — говорил потом Пушкинс.

— Загубил наш лаз, — пожаловалась Белла. — Так его раскочевряжил, что ротвейлер Томпсонов теперь в него запросто пройдет.

— У этого господина ночное зрение никуда не годится, — сказал Тигр. — Он целую вечность искал в темноте кроличью клетку.

— И открывал задвижку.

— А потом он запихнул туда старину Шлепа.

— И аккуратно уложил на соломенной подстилке.

— И ушки поправил.

— И соломкой подоткнул.

— Чтобы казалось, будто он спит.

— Кстати, получилось очень натурально, — сказала Белла. — Я бы поверила. Случись кому мимо идти, тот непременно решил бы, что старина Шлеп мирно, спокойно умер во сне от старости.

Они захохотали.

— Ш-ш-ш! — сказал я, — Потише, ребят. А то услышат, а мне не положено сейчас быть на улице. Меня отстранили от полетов.

Они уставились на меня.

— Да ты что!

— Серьезно?

— За что?

— За убийство, — говорю. — Хладнокровное кроликоубийство.

Тут мы все снова покатились со смеху. Прямо-таки застонали от смеха. Последнее, что я слышал перед тем, как мы всей бандой рванули по Бичкрофт-драйв, был звук распахнувшегося окна спальни и вопль папы Элли:

— Как ты выбрался, хитрый зверюга?

Ну и что он теперь сделает? Заколотит кошачью дверцу?

6. Все еще пятница

Он заколотил-таки кошачью дверцу. Нет, вы представляете? Утром спустился по лестнице прямо в пижаме и сразу же схватился за молоток и гвозди.

Бам, бам, бам, бам!

Уж как я выразительно на него смотрел! И вдруг он поворачивается и говорит мне без зазрения совести:

— Опля, дело сделано. Теперь сюда открывается — он толкнул дверцу ногой, — а сюда нет.

В обратную сторону дверца действительно не открывалась. Он вбил гвоздь.

— Вот так-то, — сказал он мне. — Выйти — пожалуйста. Ради бога, топай, скатертью дорожка. Причем можешь оставаться на улице сколько угодно, хоть навсегда. Но если тебе вздумается вернуться, не мучайся зря, ничего с собой не тащи. Потому что теперь эта дверца — все равно что улица с односторонним движением, и тебе придется сидеть на коврике у порога, пока кто-нибудь не впустит тебя в дом.