Дневник мирного жителя города Грозного
Шрифт:
Едем через Назрань. Везде грязь, одноэтажные домики. От автовокзала сворачиваем направо и через метров двести останавливаемся. Шофёр говорит: «Приехали». Выходим, платим за проезд. Машина уезжает. К нам подходят ингуши и интересуются, как и что. Они возмущаются, что берут дорого за проезд и приглашают поехать к ним домой, помыться и отдохнуть. Но нет, мы идём по грязи к ж/д вокзалу. Выходим на перрон. Здесь тоже нас спрашивают: «Как в Грозном?» И говорят, чтобы мы поспешили на электричку. Я хочу пить, не пил воду с утра, а уже около 16.00. Нахожу кран с водой, жду очередь. К крану наклоняюсь, хватаю ртом воду, немного становится легче. Иду на электричку и сажусь в вагон. В вагоне тесно, но нахожу место и устраиваюсь. Женщина предлагает хлеб. Беру
До Беслана недалеко, и в скорости мы выходим. Электрички на Прохладный пока нет. Мучает жажда. Опять иду пить воду. Объявляют электричку на Прохладный. Выхожу на платформу и встречаю всех из подвала (тех, кто уходил утром). Входим в вагон, он сильно забит. Я разворачиваюсь и иду в соседний. Здесь прошу женщин подвинуться и устраиваюсь с краю.
Беженцев из Грозного много. Возникает скандал из-за места.
В соседнем купе едут с товаром и, когда одна женщина из Грозного пристраивается, ей делают замечание, чтобы она не подавила товар. Казалось бы, незначительный эпизод, но он выливается в крупный скандал. Женщина впадает в истерику и не может долго успокоиться, всё время повторяя: «Нас разбомбили. Мы всё потеряли, а она — оккупантка… мандарины!» Её пытаются успокоить. Я в разговор не вмешиваюсь и не пытаюсь успокоить. Человеку всегда надо дать выговориться. И, действительно, в скорости она успокаивается, а в конце-концов получается даже немного комично, что, оказывается, везут вовсе не мандарины.
Приезжаем в Прохладный. Здесь пересадка на Минводы. Выхожу и нахожу Ивана (в точности его имя не помню) с женой, но Надежды с семейством нет. Захожу в электричку, прохожу по вагонам, но увы…
Возвращаюсь и иду на вокзал. Здесь устраиваюсь вместе с попутчиками Ивана и его жены. Они уже приехали, и дальше поедут к своим родственникам на автобусе. Я оставляю с ними вещи, а сам иду на перрон и нахожу Надежду с семейством. На вокзал идти они отказываются, говорят, что подождут здесь. Я возвращаюсь. В буфете покупаю пирожок за 600 рублей и бутылку воды за 1200 рублей. И ем. Иван тоже идёт, покупает пирожки. Мы беседуем с ним. Он весел, но с раздражением вспоминает о Гене и сообщает мне, что Гена не лестно отзывается обо мне, но меня это как-то мало задевает, потому что мнение Гены для меня не важно. Снова расставание и посадка на электричку.
Вечером приезжаю в Минводы. Здесь выхожу и нахожу попутчиков (Надежду и др.) и знакомлюсь с супругами: армянин лет шестидесяти трёх и его жена. Оказывается, они живут в нашем доме где-то на третьем этаже в четвёртом подъезде. Они тоже уехали из Грозного сегодня, но позже меня. Из их слов, выяснил, что дом подвергся сильному артналёту. Они ночевали не дома, а у своих знакомых и когда пришли домой, дом был сильно разбит. Хачик (так звали мужа) говорил, что, якобы, верхний этаж или этажи снесло, а людей завалило, но этот, что всё время ходил в спецовке, а в спецовке ходил Гена, остался жив. Но за достоверность этих сведений я не ручаюсь. Точно, он, кроме разрушений, ничего не увидел. Когда он попытался с женой выйти из зоны обстрела, его не пропускали дудаевцы, но в конце концов он как-то вышел. Подробно я расспрашивать его не стал из-за навалившихся на нас забот.
К нам подошли милиционеры и сообщили, что на ночлег мы можем устроиться в вагонах-гостиницах на второй платформе, и мы все двинулись туда. Когда мы пришли, оказалось, что все места уже заняты. Надежда сразу с семейством двинулись на вокзал, а я с женой Хачика задержался у вагонов.
Когда все ушли, к нам подошёл администратор сказал, что четыре места есть: мы двое и к нам присоединилась одна женщина (Хачик в это время отошёл) пошли занимать места, но тут выяснилось, что женщина с сыном и намеревается занять
Пришёл её сын, и он сразу согласился уйти на вокзал, оказавшись благородней своей мамаши.
С Хачиком устроившись в купе вагона, мы отправились на вокзал что-нибудь купить на ужин. Походив по вокзалу, купили бутылку водки и в буфете вокзала печени и хлеба. Хачик сказал, что я ему должен 2500 рублей. Я кинулся и вспомнил, что деньги оставил в пальто в вагоне. Ему сказал, что отдам деньги в вагоне. Мы пришли в вагон, я взял деньги и пошёл купил минеральной воды две бутылки.
Начали ужинать. Хачик вёл себя церемонно, даже картинно. Он, оказывается, работал в г. Грозном на такси. Я решил, что отдам ему деньги только утром. Он обошёл стаканом с водкой всех и только после этого предложил мне, но я привык в жизни ко всему и меня мало, чем удивишь.
После ужина расположились ко сну.
16. I. 1995 г.Проснулись утром, Хачик хотел ещё остаться здесь, но администратор сказал, что нельзя: будет новая партия беженцев вечером. Все стали собираться на вокзал в миграционную службу, а я взял бритву и прочее и пошёл на вокзал в платный туалет, где побрился и умылся. Когда я пришёл в вагон, там уже никого не было — все ушли, в том числе и Хачик с женой. Меня это немного удивило. Деньги перед этим я ему отдал, сказав, что с вечера деньги не отдают.
Ну что ж, надо и мне идти. Собрал вещи, заодно переоделся и пошёл на вокзал. Там выяснил, что надо идти в горисполком, в миграционную службу. Узнав, где это находится, пошёл пешком, перекинув через плечо поклажу.
Подхожу к горисполкому, там толпятся люди. Меня сразу узнают и встречают возгласами. Здесь оказалось много знакомых. Расспрашивал я. Расспрашивали меня. Некоторые здесь специально приходят, узнать о родственниках, которые остались в городе. Долго беседую с Иваном, мы вместе с ним работали в полевой партии и имеем общих знакомых. Он расспрашивает меня о Николае. Я о нём ничего не знаю. Последний раз встречал на Ленинской возле девятиэтажки с «Богатырём». Он был выпившим и меня буквально затащил в кафе на углу, выпить по 100 грамм. Ста граммами не ограничилось, пришлось выпить целый стакан и при расставании Коля дал мне ещё 1000 рублей. Я отказывался, но куда там! Он всунул мне их просто в карман.
Здесь был и Хачик (возле горисполкома). Я оставил свои вещи возле его вещей, и мы вместе с ним пошли на базар. Иван отказался. Дошли до магазина, Хачик стал говорить: «Давай не пойдём на базар». И мы зашли в магазин. Я купил «Пепси» две бутылки, одну себе, одну — Хачику. Здесь же выпили и вернулись в горисполком. Я пошёл в очередь, где стояла жена Хачика, а он остался сидеть возле вещей. Постояв в очереди, чтобы меня запомнили, а они, как после выяснилось, мне очередь не заняли, я спустился с Иваном вниз поболтать. Хачик сидел на какой-то конструкции и давился оставшейся со вчерашнего ужина печенью. Иван заметил: «Смотри, как твой друг проголодался!» На что я ответил: «Ничего особенного, пусть ест, все голодные».
Тут следует остановиться на очереди. Толпа была внушительная, а мы стояли почти в конце. Постоянно лезли без очереди. Шум, галдёж, ругань в забитом людьми коридоре, пробиться через который в сторону двери было трудно. Люди шли к двери, другие от двери — в результате пробка и постоянные причины для скандалов из-за толчеи.
Между стояниями в очереди я постоянно разговаривал то с одним, то с другим. У одного мужчины дети остались в Грозном у тёщи на посёлке Мичурина, а он интересовался как там. Перед этим он ко мне подошёл и поздоровался как к знакомому, и мне он показался знакомым, но при более близком знакомстве мы выяснили то, что близко знакомы мы никогда не были. Может быть просто жили в Грозном и где-то пересекались наши пути. Здесь многие ко мне обращались предполагая, что я живу в их районе. Одна чеченка спрашивала: не живу ли я на Бароновке. Она меня тоже где-то видела.