Дневник москвича (1920–1924). Том 2
Шрифт:
21 сент./4 октября. Сегодня проводили нашего Лелю опять на фронт (по направлению к Харькову). Как бы ни была ответственна его должность в Наркомнаце, все-таки он, к великому моему огорчению, не мог остаться на мирном положении, и его, как коммуниста да еще командного состава, все-таки вот и направили на фронт. В какой это раз? Я сбился со счету. Но да будет воля Господня! Добрый час и благополучного возвращения!..
22 сент./5 октября.А сегодня я и сам уезжаю в Рязань и дальше «для продвижения дров водным путем в Москву для нужд Полевого штаба», как говорится в моих «мандатах».
3/16 октября.Сегодня вернулся в Москву на пароходе «Марчуги» в 12 ч. дня. Пробыл в дороге и в городах Рязани и Муроме одиннадцать суток и все одиннадцать ночей не раздевался. Ехал при благоприятной
В Рязань приехал в 2 ч. ночи. На вокзале не только лечь или сесть, но и стать негде, до такой степени все переполнено спящим людом, ожидающим своих поездов. Пришлось подумать о ночлеге в городе. Подрядил извозчика с условием, если он меня за глубокой ночью нигде не пристроит, то чтобы привез обратно на вокзал. Цена 3.000 рублей. Пристроил: в каком-то общежитии, «на койке № 48». Койка не что иное, как деревянные доски на козлах. На досках дерюжный матрасик, набитый соломой, и таковая же подушка. И такое благо только потому, что у меня «мандат», а то ночуй хоть на улице.
Утром отправился в комендантское управление, где получил ордер в другое общежитие, в чисто военное, ибо я командировку-то имею по военным делам (зри выше мое касательство к полевому штабу). Тут почище, посветлее (там помещение старого-престарого трактира, вероятно служившего «извозчикам», там форменная ночлежка, тут же что-то вроде приличных казарм). Днем у меня были дела в местном Рупводе до 4-х часов дня. Вышел оттуда с целью зайти в столовую или чайную пообедать и чайку попить. Исходил все центральные улицы и нигде таковых благ не нашел. Попитался домашней сухомяткой да яблоками (они здесь вдвое дешевле московских), а вечером пошел в городской советский театр и там отвел душеньку. Выпил в буфете 4 или 5 стаканов кофе с молоком и крупинками сахара по 45 р. за стакан и все удивлялся такой дешевизне. Театр очень мил. Небольшой, но не очень загрязненный. Шло «Горе от ума». Декорации приличные, обстановка прекрасная. Подлинная барская мебель. Из особняка какого-нибудь. В общем, игра была очень недурна. В особенности Фамусов — И. А. Панормов-Сокольский, Софья — П. В. Пальмина, Платон Михайлович — А. М. Добролюбов и Репетилов — П. В. Чинаров. Зато плох Чацкий — В. В. Андреев-Бурлак, а он-то меня больше всех интересовал. Во-первых, как видно из афиши, он в этом театре главный режиссер; во-вторых, по своему имени (Василий Васильевич) он должен бы быть сыном знаменитого Василия Николаевича Андреева-Бурлака и, так сказать, унаследовать от папаши хоть частичку его дивного таланта, столько памятного моей юности. Но нет! Он или самозванец, или не на своем амплуа; это был не Чацкий, а какой-то коммивояжер Чацкин (как раз был у меня и такой знакомый).
Из театра — прямо в казармы, то бишь в общежитие комендантского управления, а утром на пристань, и 7-го октября в 9 ч. утра «Луначарский» повез нас в Муром. Ока от Рязани до Мурома не очень красовита. Берега невысоки, не лесисты и мало населены. Самое красивое — поистине красивое — плес Касимовский, и то — не более как на 20 верст. Не доезжая Касимова, на правом высоком берегу Оки — бывшее имение моего приятеля Петра Алексеевича Оленина-Истомина, своего рода «монрепо». Можно было жить там не без приятности. А от самого города Касимова я прямо в восторге: типичное русское захолустье, а ведь какое изящное, как посмотришь на него с реки. По берегу, т. е. на возвышенностях его, выстроились 7 или 8 церквей одна другой красивее. Древности как будто нет, но далеко не новы они, и — что-нибудь одно: либо всех их строил один высокодаровитый архитектор, показывая благочестивым христианам: смотри-ка, мол, какой я мастер — вот тебе семь церквей, и все одна другой краше, и ни одна на другую не похожа. Или строило их 7 архитекторов, стараясь перещеголять друг друга и ни на минуту не забывая образцов своих коллег, то и дело посматривая на них и чего-нибудь похищая и разнообразя по своему разумению. Есть какой-то особый стиль в общем. И нет такого, что бы я видел, скажем, в Москве, на Волге или на той же Оке. В особенности хороши колоколенки. Грандиозных нет, но при всей своей несложности они так и рвутся к небу. Уж не из минаретов ли их перестроили?
В Муром приехали рано утром 9-го октября (26 сент.). Был там в Соборе, в Женском монастыре, на базаре, в советской столовой, в конторе водного транспорта и у райуполсплава (не пугайтесь, читатель, это не зверь какой-нибудь, а хороший человек И. И. Поляков, районный уполномоченный по сплаву леса. То ли еще есть на «советском языке». Например, «Начхозупрштаокр» — это есть Начальник хозяйственного управления Штаба Округа; есть еще «Упрбронесиларм», есть «Завинженснабдив», есть и «Начполитупреввоенсоветарес» — все это не допотопные, а наши современные управляющие, заведующие или начальники чего-нибудь. Но, с другой стороны, есть и такие коротышки: «Пс», «Ох», «Цап», «Зрак» и т. д. Знаю я теперь всю эту литературу. Иногда запалю такую деловую речь с упоминанием этих диких слов, что после до самого утра язык болит.)
«Райуполсплав» меня не утешил. Я приехал «продвигать» дрова по воде, а они еще в лесу. Приходится ехать обратно в Рязань, к другому «Райуполсплаву», не найдется ли в его районе нужных нам дров.
Выехал из Мурома 27 сент. (10 окт.) в 12,5 дня на пароходе «Ерахтур» (назван в честь той деревни, в которой родились Качковы, бывшие пароходчики). Не столько стар пароход, сколько изношен и загрязнен. А впрочем, где и что теперь в порядке и в чистоте?! Затем, на обратном пути, погода была невеселая. 10-го и 11-го с утра морозцы, днем слякоть. На пристанях — не как в первом пути — ни молока (от 150 до 200 р. за бутылку), ни яиц (по 100 р. штука), ни яблок (от 30 до 100 р. за шт.). Пришлось довольствоваться хлебом, полученным в Муромской и Касимовской судоходке, и обедами из буфета (небольшая тарелка щей с кусочком мяса за 450 р. — без хлеба). В Кочемарах (по реке 570 верст от Москвы) все-таки удалось купить при содействии пристанщика у местного милиционера 1 пуд картошки за 3.000 р., а в Москве она теперь 6.500 р. за пуд. Это мой дебют и главный подвиг «по мешочничеству», — затем все покупки — картошки, лука, моркови и масла — производились вдробь, т. е. по фунту, по два и т. д. Всего набралось с рязанскими покупками пуда два с половиной.
В Рязань приехали 29 сент. (12 окт.) в 8,5 ч. вечера, и я ночевал на том же пароходе. На другой день был в Рупводе и у райуполсплава. И этот не утешил. Зашел с горя в советскую парикмахерскую, где по-советски, но без совести слупили с меня за стрижку и бритье 600 р.
Вечером был за всенощной в Соборе и в церкви, стоящей около Собора. Хотел было зайти в Монастырь, но туда не пустил красноармеец. «Какой гут монастырь!» — сердито сказал он. Я уж не решился спросить его о том, не театр ли тут теперь, и отправился опять в городской театр, где шла пьеса Н. Лернера «Минувшие дни», или «Нина Трауцкая». Пьеса оказалась нового революционного репертуара, порочившая дореволюционное время, закончившаяся виселицами и пением интернационала. Впечатление вдвойне тягостное и от того, что было, и от того, что все, что было, то и теперь есть и, кажется, в более ужасающих размерах… Участвовал и Андреев-Бурлак, на этот раз в роли какого-то провокатора, что было у него удачнее, ибо изображаемый им субъект был, по-видимому, сроднее Чацкину.Хорош был опять Добролюбов в роли жандармского генерала, а в особенности великолепно Н. Г. Липкин играл сторожа тюрьмы Падалку.
Ночевал опять в комендантском общежитии. На другой день, 1/14 октября, зашел в Семинарскую церковь, а потом на базар. Купил немного муки по цене 5.000 р. за меру, мыла простого (и, вероятно, очень плохого) по 1.700 р. за ф. и масла сливочного от 3.500 до 3.800 р. за ф.
В 4 ч. дня выехал на пароходе «Марчуги» по p.p. Оке и Москве прямо в Москву. Этот пароход хоть и меньше «Ерахтура», но немного почище, да и ходит он лучше, чем тот. Выше Рязани по Оке тоже не очень красиво. Зато по Москве-реке (там я езжал и раньше) есть великолепные берега, барские и купеческие поместья (бывшие, а теперь либо детские колонии, либо какие-нибудь санатории).
В Москве пришлось с пристани на квартиру совершить в день приезда два «рейса» — в один раз не мог дотащить своего добра, а если бы нанять извозчика или тележку, то пришлось бы проститься с той разницей, которая получилась между провинциальными и московскими ценами на картошку, лук и масло. Во время путешествия по рекам встречались караваны с сеном и с дровами. Других грузов — ничтожество. Не один раз стояли понемногу на мели. Воды от 5 до 7 четвертей; в воде 5, а потом — 4 гр. тепла. Одни говорят, что навигация закончится на днях, другие пророчествуют, что она продлится «до Казанской», т. е. до 22 окт. ст. ст.