Дневник новой русской 2. Взрослые игры
Шрифт:
— Не помню, — твердо сказала я. — И ничего я не ломала, а только взяла посмотреть.
— Нет, сломала, — настаивал Боба.
Ну, подумаешь, сломала… а зато он рыдал и злился, и еще обозвал меня «придурком», а я его как пихнула…
— Почему у вас так плохо освещено шоссе? — склочничал Боба. — Вот у нас в Америке…
— Просто сейчас вечер, — объяснила я, — а днем у нас светло. Как в Америке.
— А у нас в Америке и вечером светло.
— Тогда обратись к Чубайсу, — отрезала я.
На
— Что это значит? «Элитные меха», «Элитные ковры»? — удивился Боба. — А вот еще «Элитное мужское белье», «Элитный мир умывальников»!
— «Элитное» — это просто такое модное слово, — объясняла я, — означает, что это умывальники не для всех, а только для самых лучших людей.
— Оказывается, ты живешь в элитном мире, мой элитный друг, — съязвил Боба.
— Сейчас ка-ак дам! — сказала я, потому что мне стало немного неловко за свою страну. Одно дело, когда мы сами все критикуем у себя дома, а совсем другое, когда на нас смотрят строгие эмигрантские глаза бывшего ленинградца Бобы. Как будто Боба — барин и приехал в свою деревню проверить крепостных, как там они без него справляются.
Я рассказала Бобе, что наш дом на Владимирском проспекте, в котором мы с ним жили с детства, тоже стал элитным, и я вместе с ним. И Боба тоже мог бы стать элитным, если бы остался в России.
— А-а, я знаю, «элитный» означает «умный дом», — догадался Боба. — Подъезжаешь к дому и заранее включаешь чайник, отопление и наполняешь ванну… И самое главное, живешь в однородном социальном окружении.
Приехали. Хорошо, что у нас во дворе есть Лысый. Пока он к нам не въехал, у нас во дворе был просто стиль модерн начала XX века и старые липы, а теперь чего у нас только нет: и шлагбаум на входе, и консьерж в подъезде — типичное элитное жилье в ровном социальном окружении Лысого. И мне не стыдно перед моим другом Бобой.
— А почему ты заранее не включила отопление и чайник? И не наполнила ванну? — спросил Боба.
— Забыла просто… — ответила я.
Я вышла из машины и замерла. Просто не поверила своим глазам, онемела и остолбенела.
На моей старой липе сидел наш охранник Шура с пилой… И пилил.
Пилил! Дерево! Живое! Липу!
И тут я ужасно опозорилась перед моим иностранным другом Бобой. И ведь нет чтобы сделать вид, что ничего особенного не происходит, — мол, у нас тут каждый день кто-нибудь что-нибудь пилит, что захочет.
— Шура, вы что делаете? — шепотом закричала я, умоляюще сложив руки зайкой.
— Не видите, что ли? Пилю.
— К-как? П-почему?
— Хозяин велел. Чтобы на их «мерседес» ветка со снегом не упала. — И охранник скорчил нам грозную рожу.
— Пилите, Шура, пилите, — торопливо сказал Боба и, обернувшись ко мне, прошептал: — Немедленно звони девять-один-один.
Я бегала под деревом и пыталась
Шура послушал меня и опять примерился своей пилой к ветке. Тогда я сменила тактику и закричала:
— Я вам покажу!
Ничего не помогло. Шура отпилил все ветки, все, и от липы остался обрубок…
…Ну ладно! Я им покажу! У охранника с Муркой не то чтобы близкая дружба, а так, совместные интересы по игре с Львом Евгеньичем в «отними колбаску». Но теперь все!
Больше никогда-никогда в жизни я не буду разговаривать с Лысым. Мое презрительное молчание — вот что послужит ему ответом. И с кем же он теперь, ха-ха-ха, будет беседовать о своей разветвленной личной жизни?..
С одной стороны, Боба — мой друг детства, а с другой — иностранный гость, и это налагает на меня определенные обязательства: не ударить в грязь лицом во время его визита в нашу страну.
— Брр, почему у тебя так холодно? — поежился Боба.
— Пятнадцать градусов — неплохая бодрящая температура, — небрежно ответила я.
Да, батареи холодные, зато в ванной, наоборот, идет только горячая вода, так что в целом все в порядке.
…Где лучше расположить Бобу? В моей комнате немного шумно — с утра просыпаешься от звука пилы и топора, как будто в лесу. На самом деле это дрель. Через стенку, в соседнем элитном жилье, мое однородное социальное окружение вот уже полгода делает ремонт — устанавливает элитные умывальники, стелет на пол элитные ковры.
— А Мурка-то наша где? — спохватился Боба. — Ах, в Англии? А где именно в Англии?
— Мурка… она в Оксфорде. — Я немного подумала и добавила: — За выдающиеся успехи и отличное поведение.
Решила положить Бобу в Муркиной комнате. Огромную кучу Муриной одежды можно сдвинуть в угол, и тогда Боба довольно легко сможет пробраться к кровати, а кучу одежды использовать как кресло для приема гостей.
Поздно вечером мы с Бобой вышли погулять с Львом Евгеньичем. Лысый стоял во дворе и рассматривал свои владения — что бы еще отпилить, снести и вообще подправить.
— Всем привет, Лев Евгеньич, улю-лю, — поздоровался Лысый.
— Познакомься, Боба, это Лыс… то есть Марат, мой сосед, — холодно сказала я.
Боба поклонился, а Лев Евгеньич поднял лапу на колесо «мерседеса».
— Молодец Лев Евгеньич, — подхалимски сказал Лысый. — А чего это вы со мной не корешитесь, как обычно?
— Звони девять-один-один, — шептал Боба, нервно переступая внутри своего длинного пальто.
Я очень хотела повысить голос насчет липы, но вспомнила, что все-таки позиционирую себя как культурный человек, поэтому в рамках взятых на себя обязательств не скандалить по дворам сказала: