Дневник новой русской
Шрифт:
Денис вздохнул. Он знает, что его дочь Мура на все пойдет, чтобы не работать, даже на то, чтобы еще лет десять обучаться первым попавшимся наукам.
…Денис вовсе не жадина-говядина, а наоборот, очень щедрый человек – ему ничего не жалко для себя, а когда мы жили вместе, ему было ничего не жалко для меня. Он мог потратить последние деньги мне на кофточки и тут же, абсолютно счастливый, присматривал мне к этим кофточкам новые юбочки. Потому что мои новые кофточки и юбочки были у него «для себя». А теперь у него «для себя» Алла в тапках от Версаче,
Но ведь и я отнюдь не образец бездумной щедрости, сметающей на своем пути все преграды здравого смысла – например, ужасно жадничаю на книги. Когда кто-нибудь просит почитать мою книгу, я прежде всего делаю вид, что не расслышала, потом говорю, что я точно знаю – эта книга потерялась. Если же все-таки приходится отдавать свою книгу в чужие руки, то я моментально забываю всякие приличия и начинаю причитать: «Жалко мне книжечку мою, ой как жалко!» В общем, у меня самой по части жадности рыльце в пушку.
Денис же не виноват, что у него Мурка не для себя… Придется мне просить ласково. Ничего, на то я и мать, – попросишь-попросишь, и выпросишь.
Денис еще раз вздохнул, особым интимным вздохом. Сейчас начнет жаловаться на Германию.
– Как же мне осточертела эта Германия! Тоска, общаться не с кем. Твердо решили – вернемся в Питер.
Денис с Аллой как чеховские сестры, вечно стонут – в Москву, в Москву (то есть в Питер)!… Потому что у нас в Питере театры и вся необходимая им остальная культура. Например, Донцову и Устинову можно купить сразу же, как только они выходят, а так им приходится ждать, пока я пришлю. Женька вот тоже подвывает, что в Германии ужасно скучно, а в плохие минуты кричит – к черту Германию, вернусь домой! Никто не вернется.
Когда Женька переехала в Германию, я решила, что и мне надо, и стала приставать к Денису, что мы должны уехать, ради ребенка Муры, и так далее по списку, что в таких случаях говорят. Он кричал мне, тоже по списку, – что в его пожилые годы за тридцать нечего делать в чужой стране, и что он не намерен все начинать с нуля ради моих нездоровых отношений с Женькой. Не в смысле, что мы лесбиянки, а в смысле, что такие большие девочки, как мы, должны научиться жить в разных странах.
А потом, в результате череды очень сложных драматических событий, которые я сейчас толком не могу припомнить, Денис уехал в Германию, а мы с Мурой остались в Питере. Денис считает, что это я его бросила. То ли отказалась с ним уехать, то ли наоборот, отказалась остаться в Питере.
Зато из Германии дешево звонить, и Женька звонит по нескольку раз в день – то мне, то Мурке. А мы с Мурой частенько гостим у нее и объездили уже все окрестные страны на маленьком дешевом автобусе. Есть такие туры – «Вся Европа за сорок минут», чудная вещь, если у кого мало денег и длинный любопытный нос, который он хочет сунуть в каждый встречный замок или собор.
– Алле привет передай. Пусть позвонит мне вечером. Пока, целую.
Алла
Именно там, в Диснейлэнде, у меня и открылись на нее глаза – вовсе Алла не мой родственник, как я привыкла считать, а скорее друг или даже просто хороший знакомый…
В Диснейлэнде Алла затащила меня в какой-то поезд, который уходил в небо, хитростью усадила в кабинку и сказала – не бойся, здесь совсем не страшно. А я же вижу и нюхаю – здесь уже кого-то до меня тошнило, и понимаю, что надо спасаться. И тут кабинка ка-ак поскакала по горам, ка-ак заухала жутким воем! Я поняла, что кричать бессмысленно, – все равно не спастись, поэтому я заплакала. Когда мы приземлились, Алле пришлось вызывать местного врача, чтобы он вынул меня из этой чертовой карусели и уговорил открыть глаза.
Иногда я думаю (но только в очень-очень плохие минуты, когда мне кажется, что моя жизнь полностью не удалась), что Алла со мной дружит не потому, что я такая классная первая жена, а потому, что я рассталась с Денисом, а теперь у него – два «мерседеса», квартира в центре Европы и Алла в тапках от Версаче. Я так думала два раза.
…А что здесь такого, у каждого человека бывают тайные гадкие мысли, в которых ему стыдно признаваться! На самом деле это неправда, и Алла просто со мной дружит.
19 сентября, пятница
Днем ездили с Романом в Ольгино. Сегодня было не так волнующе, как в первый раз (даже самое интересное приключение когда-нибудь становится рутиной). Совсем не как в кино, а просто два не очень юных человека, которым негде встречаться, снимают номер в дурацком мотеле, а лучше бы они сидели у себя дома, пили чай и смотрели программу «Время»…
По дороге в город Роман вдруг стал ужасно несчастный и сказал, что совсем не хочет ехать домой, что мне гораздо легче, потому что моя жизнь с концом лета не изменилась – мне не надо вдруг привыкать к тому, что совершенно чужой человек толчется у меня под ногами.
Странно, когда жену называют «совершенно чужим человеком». Возьмем, к примеру, Дениса. Он, хоть и бывший муж, но не чужой мне человек, а очень даже близкий родственник.
А у Романа такое количество невостребованной нежности, как будто он не взрослый мужчина, и не было у него когда-то свадьбы с кольцами, фатой и походом к Вечному огню.
История его брака обычная, такая же, как у всех. Институтский роман, первый невнятный секс. Вроде это и есть любовь, и надо немедленно жениться. Потом ребенок, потом спохватился – ой, а где же она, любовь? Какая-такая любовь, нет никакой любви. Начались любовницы. А теперь я. Не любовница, а любовь. (Это не я много о себе понимаю, он сам так сказал.)