Дневникъ паломника
Шрифт:
Однако ничего не случилось, и онъ вернулся, выдержавъ испытаніе съ честью и растолковавъ начальникамъ, что: во-первыхъ, онъ не зналъ, что наши билеты — билеты обыкновеннаго позда, во-вторыхъ, не зналъ, что мы путешествуемъ на курьерскомъ позд, въ третьихъ, готовъ уплатить разницу.
Впрочемъ онъ пожаллъ объ этомъ послднемъ заявленіи. Ему казалось, что могъ бы отвертться отъ уплаты, притворившись, что не понимаетъ нмецкаго языка. Онъ сказалъ, что два года тому назадъ, когда онъ путешествовалъ по Германіи съ тремя пріятелями, съ ними случилась
Какъ это случилось, Б. не могъ объяснить толкомъ. Онъ говорилъ, что, насколько можетъ припомнить, кондукторъ усадилъ ихъ въ первый классъ, или они не успли ссть во второй, или наконецъ не знали, что сидятъ въ первомъ. Признаюсь, его объясненіе показалось мн слабоватымъ.
Какъ бы то ни было, они сидли въ первомъ класс; и кондукторъ стоялъ передъ ними, и съ негодованіемъ смотрлъ на второклассные билеты, и ожидалъ, что они скажутъ.
Одинъ изъ нихъ говорилъ кое-какъ по нмецки, очень плохо правда, но это не мшало ему гордиться своими знаніями и пускать ихъ въ ходъ при всякомъ удобномъ случа. Онъ объяснилъ кондуктору въ чемъ дло и такъ удачно, что тотъ понялъ и не поврилъ ни единому слову.
Онъ въ свою очередь понялъ, хотя и съ трудомъ, слова кондуктора, требовавшаго доплаты восемнадцати марокъ, и исполнилъ это требованіе.
Но остальные трое, изъ которыхъ двое превосходно говорили по нмецки, ничего не поняли и никто не могъ имъ втолковать. Кондукторъ оралъ на нихъ около десяти минутъ, а они кротко улыбались и говорили, что дутъ въ Ганноверъ. Наконецъ онъ ушелъ и вернулся съ начальникомъ станціи, и начальникъ станціи въ свою очередь минутъ десять объяснялъ имъ, что они должны уплатить восемнадцать шиллинговъ; а они улыбались, кивали и говорили ему, что дутъ въ Ганноверъ.
Затмъ явилась весьма внушительная особа въ шляп съ птушьимъ перомъ, и ужасно сердилась, и вмст съ кондукторомъ и начальникомъ станціи пыталась объяснить Б. и его двумъ друзьямъ требованія закона насчетъ билетовъ.
Они кричали, бсновались, грозили и требовали съ четверть часа или около того, и наконецъ потеряли терпніе и ушли, хлопнувъ дверью, и махнувъ рукой на потерю пятидесяти четырехъ марокъ казенныхъ денегъ.
Въ четвергъ мы прохали германскую границу и съ тхъ поръ находимся въ Бельгіи.
Я люблю нмцевъ. Б. говоритъ, что я не долженъ сообщать имъ объ этомъ, потому что это заставитъ ихъ возгордиться, но я не опасаюсь такого результата. Мн кажется, у нихъ довольно здраваго смысла, чтобы не возгордиться отъ похвалы — чьей бы то ни было.
Б. говоритъ также, что я обнаруживаю больше энергіи, чмъ благоразумія, составляя мнніе о народ, среди котораго пробылъ всего дв-три недли. Но, по моему мннію, первыя впечатлнія всегда самыя надежныя.
Во всякомъ случа это справедливо относительно меня. Я часто высказываю весьма разумныя идеи и сужденія по первому абцугу. Если же стану думать, то наговорю глупостей.
Наши первыя мысли даются намъ извн; а позднйшія мы сами составляемъ.
Нмцы — здоровый, полнокровный, широкоплечій, широкогрудый народъ. Они мало говорятъ, но имютъ ужасно глубокомысленный видъ. Какъ вс толстые, они благодушны и покладливы.
Анти-табачники, проповдники трезвости и тому подобные болтуны не имютъ успха въ Германіи. Нмцу чуждо противуестественное стремленіе отрекаться отъ житейскихъ благъ, и тмъ боле отнимать ихъ у другихъ. Онъ любитъ свою трубку, свою пивную кружку, а когда он опустютъ, желаетъ, чтобы ихъ снова наполнили. Ему хочется также, чтобы и у другихъ были свои трубки, свои пивныя кружки. Если вы вздумаете приставать въ нмцу съ нравоученіями, требуя, чтобъ онъ далъ клятву отречься отъ пива, — онъ отвтитъ вамъ, что вы говорите съ взрослымъ человкомъ, а не съ ребенкомъ или дуракомъ, и чего добраго оборветъ. вамъ уши за назойливость. Онъ не нуждается въ поводыр. Онъ можетъ быть «умреннымъ», не надвая значка общества трезвости и не оповщая объ этомъ всему міру.
Германскія женщины не блещутъ красотой, но миловидны, пріятны, широкогрудыя, и широкобедрыя, какъ и слдуетъ быть матерямъ рослыхъ сыновей. Он не думаютъ о своихъ «правахъ» и умютъ быть счастливыми и довольными, не участвуя въ парламентскихъ преніяхъ. Мужчины обращаются съ ними любезно и нжно, но безъ преувеличенной почтительности, какая замчается у другихъ боле женолюбивыхъ. націй. Нмцы любятъ женщинъ, но не поклоняются имъ; и не удручаются сомнніями насчетъ того, какому полу слдуетъ управлять государствомъ, какому сидть дома и нянчить дтей. Нмецкія женщины, — не политики, не мэры, не тайные совтники; он домохозяйки.
Представители различныхъ сословій въ Германіи относятся другъ къ другу съ изысканною вжливостью; но это результатъ взаимнаго уваженія, а не манерничанья. Кондукторъ угольнаго вагона требуетъ такого же вжливаго отношенія въ себ, какъ и кондукторъ на тендер. Графъ снимаетъ шляпу передъ лавочникомъ и ожидаетъ, что лавочникъ отвтитъ ему тмъ же.
Нмцы любятъ пость; но не сотворили кумира изъ ды, какъ французы. Ихъ чрево не ихъ Богъ, и поваръ съ своими соусами, p^at'es и rago^uts не верховный жрецъ. Если пища здорова и въ достаточномъ количеств, то они довольны.
Въ чисто сенсуальныхъ искусствахъ: живописи, скульптур нмцы не далеко ушли, въ боле благородныхъ искусствахъ: литератур и музыки они велики; и это ключъ къ ихъ характеру.
Это простой, серьезный, дльный народъ. Они смются рдко, но отъ души. Они медлительны, но глубокая рка тихо течетъ. Ихъ грубоватыя лица большею частью спокойны, но иногда хмурятся и принимаютъ сердитый видъ.
Поздка въ Германію — хорошій урокъ для англичанина. Мы смемся надъ собой и считаемъ патріотизмъ чмъ-то вульгарнымъ. Нмцы врятъ въ себя и уважаютъ себя. Ихъ страна для нихъ «отечество». Они бодро смотрятъ впередъ, какъ народъ, которому предстоитъ великая будущность и который не страшится ея.
Конецъ.