Дневник пани Ганки (Дневник любви)
Шрифт:
Приятель полковника ушел, на прощание заверив меня, что будет счастлив когда-нибудь увидеть меня снова. Очень милый и культурный человек.
Когда мы опять остались одни, полковник сказал:
— Ой, я совсем забыл, что хотел попросить вас посмотреть фотографии. У меня здесь много карточек моих бывших и нынешних сотрудников…
— Как? Выходит, речь идет не о шпионах? — удивленно воскликнула я.
— Вовсе нет, пани, — засмеялся полковник. — Сначала мы действительно думали, что это дело рук шпионов, однако затем пришли к выводу, что поскольку те документы касаются, некоторых личных дел… Вы меня понимаете?.. Вопрос служебных повышений, перемещений, назначений…
— Да, понимаю, — кивнула я.
— Значит, все это
Это меня вполне успокоило. Значит, вот из-за какой мелочи Яцек наделал столько шума. Я сказала полковнику:
— А представьте себе, мой муж так близко принял к сердцу это дело и так его раздул, что даже хотел подать из-за него в отставку. Только вы не говорите ему, пожалуйста, что я об этом упоминала.
Полковник будто посерьезнел, но только на мгновение, и тут же улыбнулся.
— Боже упаси. Даже если бы это было самое серьезное дело, вина пана Реновицкого вовсе не из тех, что становятся причиной отставки. Вы можете передать мужу, что сами от меня слышали, что я виделся с его начальниками и они вполне разделяют мое мнение.
— Я с самого начала была в этом уверена, пан полковник. Мой муж слишком щепетильный в вопросах ответственности, даже в том случае, когда вся ответственность падает на меня.
— На неблагоприятное стечение обстоятельств, — поклонившись, поправил меня полковник. — Ведь пан Реновицкий, имея такую умную и сообразительную жену, какой мог бы позавидовать не один дипломат, и предположить не мог, что какие-то посторонние лица могут прибегнуть к таким хитроумным проискам. Вот, собственно, что касается посторонних лиц, у меня к вам большая просьба. Мне докладывали, что вы говорили об истории с этим конвертом с одним коллегой вашего мужа. Понимаете, если бы слухи о ней пошли по городу, это была бы для меня огромная неприятность. Это повредило бы мне лично. Начали бы говорить, что в моем учреждении среди моих подчиненных есть люди, способные на такие безответственные и просто отвратительные поступки… Возможно, я слишком переживаю за честь своего учреждения, но прошу вас, очень прошу, как о большой личной услуге, чтобы вы больше никому, абсолютно никому об этом не говорили.
Я тут же заявила ему, что я не болтушка, личные дела его учреждения меня ничуть не интересуют, но его я считаю весьма приятным человеком и ни в чем не могла бы ему отказать. Поэтому я пообещала ему забыть всю эту историю. Это его вполне удовлетворило. Он трижды поцеловал мне руку, сказал, что полагается на меня, как на каменную стену, а потом добавил:
— А теперь я покажу вам галерею моих подчиненных.
Он вытащил из ящика письменного стола целую пачку фотографий различного формата — от маленьких любительских снимков до больших кабинетных. Я пересмотрела их все очень внимательно, некоторые по несколько раз, но не нашла среди них изображения фальшивого поручика Сохновского. Зато меня искренне развеселила одна фотография. На ней был снят некий почтальон или лесник (я никогда не могла научиться различать мундиры — вот Данка знает их все точно), молодой человек с усиками под Адольфа Менжу и испанской бородкой. Он был удивительно, ну просто удивительно похож на Роберта. Если бы не усы и борода, да еще мундир и очки, выглядел бы его близнецом.
Я невольно немного задержала ту фотографию в руке, и это привлекло внимание полковника.
— Вы знаете этого человека? — спросил он.
Я немного испугалась и самым категоричным тоном возразила:
— Простите, откуда?! Откуда мне знать
— А может, он вам кого-то напоминает? Кого-нибудь из знакомых?
Я засмеялась уже вполне непринужденно.
— Уверяю вас, что никого. Я стараюсь подбирать знакомых, как можно меньше похожих почтальонов.
Мы посмеялись оба, и хотя я не нашла фальшивого поручика, полковник, как видно, нисколько не расстроился. В глубине души я была даже довольна. Не хотела бы стать причиной неприятностей, которые бы имел фальшивый или настоящий поручик узнай я его на какой-то из фотографий. Хоть у меня и было из-за него много хлопот, однако я не привыкла долго злиться на кого-то. Моей натуре мстительность не присуща. Если тот милый молодой человек сумеет открутиться от тюрьмы, я буду искренне рада.
Теперь, когда закончилась вся эта история, я смогу полностью посвятить себя делу двоеженства Яцека. Каждый раз, когда произношу это отвратительное слово, меня охватывает страх. Сразу начинаю думать, что Яцек поступил подло, женившись на мне и даже не предупредив о том, что уже был женат. А теперь он зашел в своей низости еще дальше, не желая на меня положиться и оставляя меня в полной неопределенности, в постоянном страхе перед чем-то таким, что может свалиться на меня, как гром среди ясного неба, и погубить если не всю мою жизнь, то во всяком случае, мое общественное положение, доброе имя.
Я вернулась домой с горечью в душе и обидой на Яцека. Я улаживая его дела, должна ходить по каким-то военным учреждениям, отбывать там заседания и заботиться о его карьере, а он считает меня чужим человеком, которому не хочет сказать правду, с которым не хочет говорить о делах, от которых зависит наше будущее. Это очень нехорошо с его стороны. Даже просто невежливо. Еще немного — и я бы высказала ему все это прямо в глаза. Однако опыт научил меня сдерживать свои сильные порывы.
Я спокойно и складно рассказала ему о своем визите к полковнику. Он как бы обрадовался, когда я повторила то, что говорил полковник относительно его отставки. Но от моего внимания не ускользнуло то, что его радость была ненатуральна. Он должен был ломать комедию до конца. Интересно, какой новый повод он придумает, чтобы устраниться от общественной жизни?.. Я как бы невзначай спросила его, зачем он забрал из банка деньги. Ах, как же он умеет владеть собой! Даже глазом не моргнул. Как видно, был готов к этому вопросу.
— Станислав попросил меня, — спокойно сказал он, — чтобы я ему одолжил. У него возникли какие-то неожиданные материальные затруднения в связи с капиталовложениями в его фабрику.
Мне это сразу показалось неправдоподобным. Данкин жених всегда имел много денег. Я даже знаю, что он недавно с моим отцом финансировал какое-то изобретение. «В конце концов, легче всего, — подумала я, — узнать у самого Станислава».
Однако Яцек оказался хитрее меня, так как тут же добавил:
— Только, пожалуйста, дорогая, никому об этом не говори, потому что Станислав очень просил меня, чтобы о той ссуде никто не узнал. Особенно не хочет он, чтобы это дошло до твоего отца.
Я не могла удержаться, чтобы не заметить как бы между прочим:
— Очень остроумная выдумка.
— Что именно? — удивился он:
— Ну, вся эта история со Станиславом. Но это не имеет значения.
Он взял меня за руку.
— Слушай, Ганка, — сказал с усмешкой, — а может, ты думаешь, что я прогулял эти деньги в Париже?
Я пожала плечами.
— Не имею права проверять, на что ты тратишь свои деньги. Если бы ты даже их прогулял, чего я, впрочем, не подозреваю, то имел бы на то полное право. Ты же сам знаешь, что деньги меня не интересуют. Вот только одно обидно: что ты не счел нужным сказать мне об этом хоть слово. И вообще, в последнее время ты стал какой-то скрытный. Почти совсем со мной не разговариваешь. У меня такое впечатление, будто тебя что-то угнетает, и ты скрываешь это от меня.