Дневник партизанских действии 1812 года

Давыдов Денис Васильевич

полувзводом"[26] . В полувзвод сей я переводил только за отличие и, таким

образом, мало-помалу умножил его до двух взводов. Остальных сто пятьдесят

человек я отправил в Знаменское и, наименовав их "Почетною полуротою",

брать с них пример предписал всему поголовному ополчению.

Двадцать первого, рано, я ездил в Знаменское, где нашел уже до пятисот

человек под ружьем. Вольский мне объявил, что прочие тысяча пятьсот,

вооруженные

также неприятельскими ружьями, находятся по деревням и в

готовности при первой повестке собраться в Знаменское. Он уверял, что

рвение поселян так велико, что, в случае нужды, можно набрать в весьма

короткое время до шести тысяч народа; но те уже будут вооружены копьями и

топорами, а не ружьями. Потрясение в умах возымело действие, направление

было показано... Ежели бы мы угрожаемы были миром! Я желал бы более; но

тогда и тем был доволен.

К славе нашего народа, во всей той стороне известными изменниками были одни

дворовые люди отставного маиора Семена Вишнева и крестьяне Ефим Никифоров и

Сергей Мартынов. Первые, соединясь с французскими мародерами, убили

господина своего; Ефим Никифоров с ними же убил отставного поручика Данилу

Иванова, а Сергей Мартынов наводил их на известных ему богатых поселян,

убил управителя села Городища, разграбил церковь, вырыл из гробов прах

помещицы села сего и стрелял по казакам. При появлении партии моей в ту

сторону все первые разбежались и скрылись, но последнего мы захватили 14-го

числа. Эта добыча была для меня важнее двухсот французов! Я немедленно

рапортовал о том начальнику ополчения и приготовил примерное наказание.

Двадцать первого пришло мне повеление расстрелять преступника, и тот же час

разослано от меня объявление по всем деревням на расстоянии десяти верст,

чтобы крестьяне собирались в Городище. Четыре священника ближних сел туда

же приглашены были. 22-го, поутру, преступника исповедали, надели на него

белую рубашку и привели под караулом к самой той церкви, которую он грабил

с врагами отечества. Священники стояли перед нею лицом в поле; на одной

черте с ними - взвод пехоты. Преступник был поставлен на колена, лицом к

священникам, за ним народ, а за народом вся партия - полукружием. Его

отпевали... живого. Надеялся ли он на прощение? До верхней ли степени

вкоренилось в нем безбожие? Или отчаяние овладело им до бесчувственности?

Но вовремя богослужения он ни разу не перекрестился. Когда служба

кончилась, я велел ему поклониться на четыре стороны. Он поклонился. Я

велел народу и отряду расступиться. Он глядел на меня глазами неведения;

наконец,

когда я велел отвести его далее и завязать глаза, он затрепетал...

Взвод подвинулся и выстрелил разом. Тогда партия моя окружила зрителей, из

коих хотя не было ни одного изменника и грабителя, но были ослушники

начальства. Я имел им список, стал выкликать виновных поодиночке и

наказывать нагайками.

Когда кончилась экзекуция, Степан Храповицкий читал: "Так карают

богоотступников, изменников отечеству и ослушников начальству! Ведайте, что

войско может удалиться на время, но государь, наш православный царь, знает,

где зло творится, и при малейшем ослушании или беспорядке мы снова явимся и

накажем предателей и безбожников, как наказали разбойника, перед вами

лежащего: ему и места нет с православными на кладбище; заройте его в

Разбойничьей долине"[27].

Тогда священник Иоанн, подняв крест, сказал: "Да будет проклят всякий

ослушник начальства! Враг бога и предатель царя и отечества! Да будет

проклят!"

После сего я читал народу наставление, данное мною токаревским крестьянам,

и распустил всех по домам, а вечером послал курьера с донесением как об

успехе моих поисков, так и о наказании помянутого преступника.

Двадцать третьего, поутру, известился я о кончине благодетеля моего, героя

князя Петра Ивановича Багратиона. Судьба, осчастливя меня особою его

благосклонностью, определила мне и то счастие, чтобы отдать первую почесть

его праху поражением врагов в минуту сего горестного известия. Один пикет,

стоявший на проселочной дороге, которая ведет из Городища к Дорогобужу, дал

знать, что две большие неприятельские колонны идут к Городищу. Я приказал

кавалерии поспешнее седлать и садиться на коней, послал с тем же к

Чеченскому в Луги, а сам бросился с пехотою к выезду из села на

Дорогобужскую дорогу. Намерение мое состояло в том, чтобы удержать пехотою

вход неприятеля в деревню и тем дать время кавалерии изготовиться,

собраться и, объехав деревню, ударить неприятелю в тыл.

До выезда - более версты расстояния. Я ехал рысью, и клянусь честью, что

пехотинцы мои не только от меня не отставали, но несколько человек из них

даже опередили меня. Такова была алчность их к битвам. Подъехав к дальним

избам, я остановил мою команду, рассыпал между избами и огородами пятьдесят

стрелков, а остальных двести двадцать пять человек, построя в две колонны,