Дневник полярного капитана
Шрифт:
Я вернулся в лагерь, и после второго завтрак мы с Мирзом, взяв сани и девять собак, прошли поперек мыса на морской лед, что на южной его стороне, и направились к мысу Хижины. Мы взяли с собой немного провианта, маленькую печку и спальные мешки. Мирз перед тем нашел покрытую снегом дорогу через мыс, и собаки дружно везли, так что мы довольно быстро шли к Ледниковому языку. Лед по большей части оказался голым. Ближе к Ледниковому языку нам попадались снежные сугробы, сильно развеянные ветром. Поднявшись на ледник, мы увидели направо от нас склад, оставленный «Нимродом», и направились туда. Мы нашли изрядное количество прессованного сена и ящики с кукурузой, но зернодробилки, на которую рассчитывали, не нашли. Почти до самого
Мы спустились по легкой покатости до четверти мили от конца Ледникового языка, но нас остановила открытая трещина футов в 15 ширины; пришлось опять подняться на ледник и отойти на полмили дальше от конца косы. Опять пришли к трещине, но обошли ее, завернув к западу. С этой точки мы уже без препятствий пришли к мысу Хижины. На высоте его оказались небольшая полынья и порядочной длины трещина. Я сильно промочил ноги, переходя последнюю. У всех трещин мы видели сотни тюленей.
Дойдя до дома, мы, к великому нашему огорчению, нашли его наполненным снегом. Шеклтон сообщал, что дверь была выломана ветром, но что он вошел в окно и с несколькими товарищами укрылся в доме. Но они, уходя, не заделали выломанного ими окна, вследствие чего почти вся внутренность дома набита твердым, мерзлым снегом, и укрыться в нем уже нельзя.
Мирзу и мне удалось перелезть через этот снег и осмотреть аккуратно сложенные в середине ящики, но потребуется много работы, чтобы выкопать их оттуда. Мы из погреба для магнитных наблюдений достали несколько листов асбеста и кое-как устроили местечко. в котором сварили себе какао.
Найти наш старый дом в таком заброшенном состоянии было для нас ужасным огорчением. Мне так хотелось найти все старые дома и сооружения почти невредимыми. Ужасно грустно быть вынужденными провести ночь под открытым небом и знать, что уничтожено все, что было сделано на пользу людей. Я лег в самом удрученном настроении. Казалось бы, самое первоначальное выражение культурного человеческого чувства должно состоять в том, чтобы люди, посетившие такие места, оставляли что и сколько могут, на помощь и отраду будущим путешественникам, и сознание, что такой простой долг забыт нашими непосредственными предшественниками, страшно угнетало меня.
Понедельник, 16 января.
Спали плохо до самого утра и потому встали поздно. Позавтракав, отправились в горы. Дул резкий юго-восточный ветер, но солнце светило, и я приободрился. Я никогда не видал, чтобы было так мало снега. Некоторые склоны и вершины совершенно обнажены. Водоем оттаял, и яма, вырытая нами, уцелела, как открыл Мирз, провалившись в нее до пояса и сильно промокнув.
Одну за другой я узнавал все вокруг и замечал следы нашего прежнего пребывания. Мы нашли трубки Феррара [27] – они торчали из снега, будто были поставлены туда только вчера. Крест Винса [28] тоже кажется совсем новым – краски яркие, надпись хорошо различима, только флагшток упал.
27
В 1902 г. участник первой экспедиции Р. Скотта на «Дискавери» Феррар установил на Наблюдательном холме мыса Хижины почвенные термометры, которые его товарищи назвали «трубками Феррара».
28
Крест Винса – памятный знак на мысе Хижины, воздвигнутый в 1904 г. участниками первой экспедиции Р. Скотта в честь погибшего товарища.
Мы нагрузили на сани несколько асбестовых листов из старого погреба для магнитных наблюдений и отправились в обратный путь. В лагерь пришли к чаю. Я нашел кладовую в ледяном гроте совсем оконченной, со сложенными в ней бараниной
Мне пришла мысль, что хотя морской лед в наших бухтах замерзнет в начале марта, но трудно будет перевести на него лошадей вследствие обрывистости его краев. Мы поэтому должны приготовиться к тому, что мы будем отрезаны от судна дольше, чем мы ожидали.
Я узнал, что все, ходившие вчера к мысу Ройдса, благополучно туда дошли. К моему возвращению Кэмпбелл, Левик и Пристли только что отбыли.
Вторник, 17 января.
Сегодня мы поселились в доме и опомниться не можем от восторга, так в нем удобно и хорошо. После завтрака я поручил Боуэрсу отделить офицерское помещение от помещения людей перегородкой из поставленных рядами ящиков, чем, я уверен, и те и другие остались весьма довольны. В пространстве между моей перегородкой и людской, по моему распоряжению, расположились пять человек: Боуэрс, Оутс, Аткинсон, Мирз и Черри-Гаррард [зоолог]. Эти пять большие друзья и устроили себе очень уютную спальню. Симпсон и Райт [метеоролог и физик] поместились в своем углу около своих инструментов. За ними следуют Дэй [Day] и Нельсон [моторный механик и биолог], в пространстве, включающем лабораторию последнего у большого окна.
Отрадно смотреть, как усердно каждый работает, чтобы все привести в порядок. Дней через десять вся станция – люди, животные, инструменты – войдет в свою колею, и жизнь пойдет своим правильным чередом.
Поистине удивительно, как подумаешь, сколько сделано за это короткое время.
Завтра будет ровно две недели с того дня, как мы вошли в пролив Мак-Мёрдо, а мы уже совершенно устроены и готовы предпринять нашу вспомогательную экспедицию, как только лошади окончательно оправятся после тяжелого плавания.
Всю ночь шел снег; сегодня утром в лагере лежало три-четыре дюйма рыхлого снега, у судна же до шести. Лагерь весь белый. Днем дул сильный ветер с юга и сносил снег в сугробы. Здесь в лагере мы, по обыкновению, мало чувствуем его, но нам видно, как он гонит анемометр на холме и как снег облаками несется мимо судна. Лед тронулся между нашим мысом и судном; любопытно одно, что он остается цел по прямой линии к последнему. Открытая вода составляет канал параллельно судну, простираясь всего на несколько сот ярдов к югу от него. Большая льдина у входа в бухту, к которой оно прикреплено, уже некрепко держит его и, неизбежно, в весьма скором времени уйдет. Надеюсь, что судно тогда найдет себе более укрытое и безопасное место ближе к нам.
Большая айсберг сегодня проплыла мимо нас. Аткинсон уверяет, что это оторвавшийся конец ледника на мысе Барни. Надеюсь, что на судне это знают: интересно было бы присутствовать при рождении айсберга.
Сегодня вечером проясняется, но ветер все еще сильный. Лошади ветра не любят, но холод переносят отлично, и все болячки на них зажили.
Среда, 18 января.
Прошлую ночь судно провело тревожно. Было приказано развести пары, но льдина в 1 час пополуночи начала быстро расходиться, и вся остальная ночь прошла в возне с ледяными якорями.
Пар поспел как раз к тому времени, как судно сорвалось. Утром оно прицепилось к краю льда по той же линии, на несколько сот ярдов ближе к нам. Я прошелся туда и посоветовал лейтенанту Пеннелу, оставленному командовать судном, подойти ближе к берегу, что и было исполнено, и местечко выбрано как будто необыкновенно удобное и безопасное. Но в этих краях ни в чем, конечно, нельзя быть уверенным; опыт учит, как легко ошибиться. Но Пеннелу я, безусловно, доверяю. Он неизменно бодр, неустанно бдителен и каждую минуту на все готов.