Дневник провинциала в Петербурге
Шрифт:
Речь эта произвела эффект необычайный. Крики: bravo! vive la France! [127] (Прокоп, по обыкновению, ошибся и крикнул: vive Henri IV! [128] ) неслись со всех сторон. Сейчас же все побежали к закусочному столу и буквально осадили его.
– Je crois que ca s'appelle lassassine? Lassassine et parasseune – il faut que je me souvienne de ca! [129] – сказал Левассер, держа на вилке кусок маринованной лососины.
127
браво! да здравствует Франция!
128
да здравствует Генрих IV!
129
Кажется, это называется лососиной? Лососина и поросенок – нужно это запомнить!
– Oh, mangez, messieurs! [130] –
Заседание кончилось; начался обед.
Никогда я не едал таких роскошных подовых пирогов, кик в этот достопамятный день. Они были с говядиной, с яйцами и еще с какой-то дрянью, в которой, впрочем, и заключалась вся суть. Румяные, пухлые, они таяли во рту и совершенно незаметно проходили в желудок. Фарр съел разом два пирога, а третий завернул в бумажку, сказав, что отошлет с попутчиком в Лондон к жене.
130
Кушайте, господа!
– La Russie – voila ou est la veritable patrie de la statistique! [131] – в экстазе повторил Кеттле.
После обеда – езда на извозчиках, а окончание дня в "Эльдорадо".
– C'est ici que le sort du malheureux von-Zonn a ete decide! ah, soyons sur nos gardes! [132] – вздохнул Левассер, что не помешало ему сделать честь двум девицам, предложив им по рюмке коньяку.
На третий день – осмотр Исакиевского собора, заседание у Шухардина и обед там же (menu: суп с потрохами, бараний бок с кашей, жареные каплуны и малиновый дутик со сливками); после обеда катанье на яликах по Неве.
131
Россия – вот истинная родина статистики!
132
Здесь была решена участь несчастного фон Зона! ах, будем осторожны!
Исакиевский собор произвел на гостей самое приятное впечатление.
– C'est fort, c'est solide, c'est riche, c'est ebouriffant! [133] – беспрестанно повторял Левассер, – et ca doit couter un argent fou! [134]
Кеттле же до того умилился духом, что произнес:
– Ah! si je n'etais pas catholique romain, je voudrais etre Catholique grec! [135]
На что Прокоп, который с некоторого времени получил настоящую манию приглашать иноверцев к познанию света истинной веры, поспешил заметить:
133
Он огромный, внушительный, роскошный, поразительный!
134
он, вероятно, обошелся чудовищно дорого!
135
Ах, не будь я католиком, я хотел бы быть православным!
– А что же, ваше превосходительство! с легкой бы руки! Заседание началось чтением доклада делегата от тульско-курско-ростовского клуба, по отделению нравственной статистики, о том, чтобы в ведомость, утвержденную собиравшимся в Гааге конгрессом, о числе и роде преступлений была прибавлена новая графа для включения в нее так называемых "жуликов" (jouliks).
– Jouliks! je ne comprends pas ce mot, [136] – с свойственною ему меридиональною живостью протестует Левассер.
136
Жулик! я не понимаю этого слова!
– Ce n'est precisement ni un voleur, ni un escroc; c'est un individu qui tient de l'un et l'autre. A Moscou vous verrez cela, messieurs [137] – объясняет докладчик.
Встает Фарр и опять делает скандал. Он утверждает, что заметил на континенте особенный вид проступков, заключающийся в вскрытии чужих писем. "Не далее как неделю тому назад, будучи в Париже, – присовокупляет он, – я получил письмо от жены, видимо подпечатанное". Поэтому он требует прибавки еще новой графы.
137
В точности, это не вор и не мошенник; это индивид, в котором содержится и то и другое. В Москве вы увидите их, господа.
Тетюшский делегат поднимается с своего места и возражает, что это неудобно.
– Why? [138] – вопрошает Фарр.
– Неудобно – и все тут! и разговаривать нечего! За такие вопросы нашего брата в кутузку сажают!
– Shocking! [139] –
– Pardon! si je comprends la pensee de monsieur, [140] – начинает он, указывая на тетюшского делегата, – elle peut etre formulee ainsi: oui, le secret des lettres particulieres est inviolable (bravo! bravo! oui! oui! inviolable!)-c'est la regle generale; maisil est des raisons de bonne politique, qui nous forcent quelquefois la main et nous obligent d'admettre des exceptions meme aux regles que nous reconnaissons tous pour justes et irreprochables. C'est triste, messieurs, mais c'est vrai. Envisagee sous ce point de vtiec. la violation du secret des lettres particulieres se presente a nous comme un fait de haute convenance, qui n'a rien de commun avec le crime ou la contravention. L'Angleterre, grace a sa position insulaire, ignore beaucoup de phenomenes sociaux, qui sont non seulement toleres par le droit coutumier du continent, mais qufl en font pour ainsi dire partie. Ce qui est crime ou contravention' en Angleterre, peut devenir une excellente mesure de salut public sur je continent. Aussi, je vote avec m-r de Tetiousch pour l'ordre du jour pur et simple. [141]
138
Почему?
139
Невоспитанность!
140
Извините! если я правильно понимаю мысль господина.
141
она может быть формулирована следующим образом: да, тайна частной корреспонденции неприкосновенна (браво! браво! да! да! неприкосновенна!) это общее правило; но существуют соображения здравой политики, которые в отдельных случаях принуждают нас и заставляют допускать исключения даже для правил, которые мы все признаем справедливыми и нерушимыми. Это печально, господа, но это так. Рассматриваемое с этой точки зрения нарушение тайны частной корреспонденции представляется нам требованием высшего порядка, которое не имеет ничего общего с преступлением или с нарушением закона. Англия, благодаря своему островному положению, не знает многих социальных явлений, которые не только терпимы по обычному праву континента, но которые составляют, так сказать, часть этого права. То, что является преступлением или нарушением закона в Англии, может стать превосходной мерой общественной защиты на континенте. Итак, я голосую вместе с господином из Тетюш за простой переход к порядку дня.
– Bravo! Ура! Человек! шампанского! Мосье Левассер! Votre sante! [142]
Не успели выпить за здоровье Левассера, как Прокоп вновь потребовал шампанского и провозгласил здоровье Фарра.
– Сознайтесь, господин Фарр, что вы согрешили немножко! – приветствовал он английского делегата с бокалом в руках, – потому что ведь ежели Англия, благодаря инсулярному положению, имеет многие инсулярные добродетели, так ведь и инсулярных пороков у ней не мало! Жадность-то ваша к деньгам в пословицу ведь вошла! А? так, что ли? Господа! выпьем за здоровье нашего сотоварища, почтеннейшего делегата Англии!
142
Ваше здоровье!
Разумеется, суровый англичанин успокоился и выпил разом два стакана.
Но за обедом случился скандал почище: бараний бок до такой степени вонял салом, что ни у кого не хватило смелости объяснить это даже особенностями национальной кухни. Хотя же поданные затем каплуны были зажарены божественно, тем не менее конгресс единогласно порешил: с завтрашнего дня перенести заседания в Малоярославский трактир.
Четвертый день – осмотр Петропавловского собора, заседание и обед в Малоярославском трактире (menu: ботвинья с малосольной севрюжиной, поросенок под хреном и сметаной, жареные утки и гурьевская каша); после обеда прогулка пешком по Марсову полю.
Петропавловским собором иностранные гости остались довольны, но, видимо, спешили кончить осмотр его, так как Фарр, указывая на крепостные стены, сказал:
– В сей местности воздух есть нездоров!
На что, впрочем, Прокоп тут же нашелся возразить:
– Для тех, господин Фарр, у кого чисто сердце, – воздух везде здоров!
В четвертом заседании я докладывал свою карту, над которой работал две ночи сряду (бог помог мне совершить этот труд без всяких пособий!) и по которой наглядным образом можно было ознакомиться с положением трактирной и кабацкой промышленности в России. Сердце России, Москва, было, comme de raison, [143] покрыто самым густым слоем ярко-красной краски; от этого центра, в виде радиусов, шли другие губернии, постепенно бледнея и бледнея по мере приближения к окраинам. Так что Новая Земля только от острова Колгуева заимствовала слабый бледно-розовый отблеск. В заключение я потребовал, чтобы подобные же карты были изданы и для других стран, так чтобы можно было сразу видеть, где всего удобнее напиться.
143
разумеется.