Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945
Шрифт:
— Ничего, — вставил Нил, — зато теперь ночью без плафонов в башне светло будет.
Все заулыбались, а Вася, согласно кивнув, закончил:
— Попотчевал я без промедления и второго, подобрал остальные автоматы и — домой.
— А что же не пристрелил?
— Другие набежать могли. Где они в кустах — не видно. Жаль, ножа не было.
На поле тем временем стало потише, так как наши самоходки уже перевалили через гряду прибрежных холмов и противник перенес огонь. Экипаж Нила почти без помех самостоятельно управился с порванной гусеницей.
Вася
Сегодня мы тщательно произвели средний техосмотр машин, готовясь к наступлению на Валгу (Валку). На стоянке нашей побывал, видимо, случайно необычный гость — военторговская автолавка, которая привезла сухое красное вино и одеколон «Тройной». Этими редкостными товарами военторг снабжает только офицеров (раз в год и по специальным карточкам). Мы с Нилом тоже получили по литру кислятины, которая отдавала ржавой железной бочкой, и по два флакончика одеколона.
Так как лавка на колесах прибыла к нам одновременно с приказом по 1-й Ударной (№ 0280 от 31 августа) о награждении всех наших мехводителей (из «стариков»), отличившихся при форсировании реки Великая, то в полку назревало небольшое торжество по этому поводу. Но военторговской выдачи было явно маловато на весь экипаж. И мы дружно согласились с Нилом, предложившим приготовить «ерш». Водитель и его командир великодушно пожертвовали в «общий котелок» по одному из своих флакончиков (не весь же одеколон, в самом деле, на кожу тратить!). Сказано — сделано. Тепловатая [392] пахучая смесь, с какими-то белесоватыми, словно мыльными, разводами на поверхности, на вкус была отнюдь не нектар, зато обед прошел весело, «на уровне», как заявил Нил.
Очевидно, идея превратить слабое кислое винцо в крепленое осенила не только всеведущего Нила Тимофеевича, потому что в кустах, окружающих наши машины, уже с вечера появился устойчивый, несколько видоизмененный одеколонный аромат.
Опытный комбат наш посоветовал всем награжденным записать номер и дату приказа по армии, ввиду того что до переформирования награды могут не успеть вручить, а после переформировки можно угодить на другой фронт, да еще и с другой частью. И тогда — ищи-свищи.
Вечером повстречал нашего начфина и вел с ним переговоры об аттестате, с которым произошло какое-то недоразумение из-за небрежности начфина из моего самого первого полка. Выяснилось, что беспокойство мое напрасно: если все будет с документами в порядке, то потери для меня составят всего четыреста рублей. Главное — мать в эвакуации регулярно получает каждый месяц деньги. Не знаю, как у них с ценами в Сампуре (мама ни разу, по своему обыкновению, не пожаловалась), но в бытность мою в Челябинске на эти деньги можно было купить полторы буханки черного хлеба...
Вчера взят город Плоешти — центр нефтяной промышленности Румынии. Фюреру остается сказать дармовой нефти «прощай!»,
Союзники довольно резво, не встречая, по-видимому, серьезного сопротивления, приближаются к германской границе. Они уже в 130 километрах восточнее Парижа. До бельгийской границы им осталось преодолеть 45 километров, а на юге они вышли к итальянской.
2 сентября
Командир полка и начальник штаба с утра производили рекогносцировку вместе с комбатами, командирами машин и мехводителями. Долго мы лазили по покатым дюнам, заросшим [393] пушистыми длинноиглыми сосенками и тонкой шелковистой травою, внимательно изучая лежащую впереди местность. Она очень неудобна для действия танков: между разбросанными по низменной равнине высотами зеленеют широкие луговины с подозрительно свежей травою и поблескивает поверхность нескольких болот. Словом, развернуться нашим машинам негде, как ни крути.
С одной из лесистых дюн (она была повыше соседних и находилась приблизительно в километре от нас) группу нашу засек, должно быть, немецкий наблюдатель, потому что недалеко начали часто рваться мины. Когда два-три взрыва грохнули совсем рядом, мы перебрались на обратный скат, но немцы перенесли огонь и сюда. Подполковник приказал прервать рекогносцировку, тем более и так все и всем было ясно. Очень неприятно ощущение во всей спине, когда в любой момент ожидаешь близкого взрыва. Почему-то кажется, что он обязательно произойдет позади, и тебя подмывает задать стрекача, но все ретируются степенно, вслед за невозмутимо шагающим командиром. 3 сентября
По утрам все прохладнее. Марш, назначенный на сегодня, приказано отставить. В строю у нас уже шесть машин.
Днем по дороге мимо нашей рощи прогоняли пленных. Мы с Шияном вышли к краю опушки, чтобы взглянуть на них поближе. Стоя у кривобокой сосны, всматриваемся в медленно плетущихся немцев. Они бредут унылыми длинными вереницами, держась в затылок, сутулясь и пряча глаза, загребая сапогами мелкий сухой песок. За спиной у нас тихо появляется Митя Салов, кладет тяжелую руку Васе на плечо и, обнажив в улыбке красивые белые зубы, окающим басом шутливо спрашивает:
— Что, брат, все своих крестничков, поди, разыскиваешь?
Вдруг с могучим, упругим ревом низко прошла параллельно дороге девятка Илов. Пленные, как по команде, все до единого бросились плашмя на землю. Солдаты, конвоирующие колонну, ничего не могли поделать, как ни ругались и как ни пинали лежащих ничком «сынов фатерлянда», стараясь поднять их на ноги. Пока не затих вдали грозный рокот штурмовиков, пленные фрицы упорно продолжали целовать землю. [394]
Да, много страху нагнали на фашистов наши «горбатые» за три года.