Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945
Шрифт:
Младший лейтенант Баландин призвал всех членов экипажа сделать из этого ЧП соответствующие выводы. Нечего и говорить о том, что все остальные снаряды были тщательнейшим образом протерты концами и уложены в гнезда боеукладки с такой бережливостью и нежностью, с какою, наверное, еще не укладывала в колыбель свое единственное, ненаглядное дитя даже самая любящая мать.
Управясь с неотложными делами на машине и закутав ее на ночь в брезент, вспомнили наконец о том, что давно пора бы подкрепиться. Но чем?.. Сначала решили проверить все наличные съестные припасы, зная, что они иссякли. Для этого расстелили на снегу малый брезент, почти
— Сварим-ка кулеш, товарищи дорогие, — любо-мило! Жора, набери в лесу снежку почище. Вот тебе ведро для воды. Ты, Вася, ломай ящики на дрова, а я покамест переберу эту тряхому... — виноват! — эту крупу.
Через несколько минут уже весело пылал костер, над которым замковый начал растапливать в ведерке снег, одновременно выслушивая наставления Ефима Егоровича по части приготовления кулеша:
— Значит, так. Нитки и бумажки я повыбирал, но за махорку не ручаюсь. Когда будете засыпать в котел, хорошенько свети переноской, чтоб иголка какая, упаси бог, не попала. Гайка-то или болтик без всякого вреда проскочат. Не пересоли смотри. Дай развариться хорошенько на малом огне, потому как в куче и перловки малость есть. А я покуда за хлебом сгоняю...
— За каким еще хлебом? — недоверчиво спросил наводчик, подходя к костру с охапкой сухих сосновых сучьев.
— За насущным. Так моя старуха мать хлеб колхозный величает, когда боженьке молится.
— А куда?
— Не кудыкал бы ты, Василий, на дорогу. Есть одно место.
— Так у нас же, — заметил командир, — давным-давно финансы поют романсы.
— За денежки, товарищ лейтенант, здесь не очень-то продают. А есть у меня одна вещь. Для товарообмена. Человек человеку... — И Орехов торжественно извлек из своего сидора вполне еще крепкие солдатские ботинки. — Поскольку нас уже перековали для фронта, — тут наш заряжающий с довольным видом притопнул каблуком нового кирзового сапога по волглому снегу в круге света, — я считаю, башмачки эти, береженные про черный день, можно в данный тяжелый момент проесть. Буханку за них даже скаредник отвалит не торгуясь. Разрешите идти, товарищ лейтенант?
Пока варится поздний обед, не теряю времени — прогреваю двигатель, чуть-чуть отвернув брезент на корме, чтобы открыты были только выхлопные патрубки.
Вот почерневшую от копоти нержавеющую коробку из-под сухарей, в которой фыркает кулеш, сняли с огня и поставили [221] на пустой ящик остывать, а минут пять спустя из темноты шагнул на свет слегка запыхавшийся Орехов с кирпичом черного хлеба под мышкой. Опустившись на одно колено возле ящика, он четырьмя точными движениями ножа разделал хлеб на пять долей и весело постучал ложкой по краю коробки-кастрюли, приглашая всех к «столу».
— Чур, занимать места согласно купленным билетам! — пошутил командир, нащупывая за голенищем ложку и подставляя раненую спину теплу костра.
Все расположились вокруг ящика, кто — присев на корточки, кто — опустившись на колени, и принялись синхронно работать ложками, дуя на обжигающее, пахнущее
— Для полной заправки — чай до пота! — отдает распоряжение командир, и Жора щедро разливает по котелкам закипевшую в ведре снеговую воду.
Согрелись. Отмытые ложки спрятаны, свернуты цигарки. Курим, лениво переговариваясь. После долгой возни на холоде от горячей пищи так и клонит в сон. Николай медленно встает:
— Всем спать. Отлучки запрещаю.
Кроме Георгия Сехина, которому дежурить на машине первому (он сумеет, если потребуется, и прогреть дизель), остальные вслед за командиром бредут к землянке и тотчас забираются на нары. 11 января
Пишу это уже в теплушке, которую таскают взад-вперед по Окружной железной дороге крикливые маневровые паровозы. Временное затишье в нашей жизни — переезд по рельсам. Конечно, если при этом слиты вода и масло из системы.
Поспать прошлой ночью нам не удалось. Около 22 часов нас растолкал, едва мы смежили веки, офицер из штаба учебного полка и передал командиру приказ о марше на погрузку. К этому мы готовы были давно, так что ни капли не удивились. «Были сборы недолги»: торопливо прощаемся с обитателями землянки, тоже ждущими со дня на день своей отправки. Книжку с закладкой на «Грядущих гуннах» сую под вещмешок, заменяющий подушку моему недолгому знакомцу. Тот [222] даже не проснулся от короткой возни и нескольких возгласов, вызванных нашим уходом.
Примерно через час мы уже топтались, согревая ноги, около своей самоходки на хорошо знакомой мне погрузочной платформе станции Пушкино. Погрузка не заняла бы много времени: маршевая рота, в состав которой нас включили, имеет всего пять машин (СУ-152). Но перед нами грузилась еще какая-то часть, а потом не сразу подали железнодорожные платформы. В середине ночи привезли нам из 15-го учебного полка десятисуточный сухпаек на дорожку, и мы, не отрываясь отдела, со смаком захрустели отлично просушенными ржаными сухарями.
По всем правилам укрепив машину на платформе, слив воду и масло, мы принялись, пыхтя, поднимать из машины тяжеленные аккумуляторы (без малого четыре пуда в каждом), чтобы перенести в специально выделенную для них теплушку с печкой-времянкой, как вдруг в рассветной полумгле к самой нашей платформе подкатывает крытый брезентом «Шевроле». Дверца его кабины распахивается, и незнакомый интендант торопливо спрашивает у нас, где находится машина младшего лейтенанта Баландина. Зовем командира. Тот выглянул из своего люка:
— Я младший лейтенант Баландин!
— Распишитесь и получите продовольствие на экипаж и полушубки на офицеров.
— Слушаюсь! — Голова Николая исчезает, и через минуту, сбросив с себя полушубок, он вылезает на башню в черных стеганых ватных брюках и телогрейке. Не моргнув усом, наш командир машины поставил свои размашистые подписи в обеих ведомостях. Очкастый интендант кивнул солдату, сидевшему в кузове, и прямо к нашим ногам, словно по мановению волшебной палочки, упали большие бумажные пакеты с сухим пайком, а сверху их накрыли два связанных вместе новых белых полушубка. Николай с чувством пожал руку расторопному хозяйственнику, и грузовик медленно двинулся вдоль эшелона, а мы еще некоторое время оторопело разглядывали неожиданный подарок. Затем по команде Николая все было незамедлительно упрятано внутрь машины. Наш младший приложил палец к губам: