Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А
Шрифт:
– А зачем это мне? – вяло отозвался другой.
– Не, ты только скажи! – продолжал бушевать первый. – Ну, хочешь, я жену прогоню? Хочешь ей в морду дам?
Немного погодя он заговорил о более «хозяйственных» делах.
– Друх, а друх! Давай меняться! Ты мне дашь красенького, а я… Ну, хочешь мне дать красенького? А? Я те дам жену, а ты мне – красенького! Хочешь так меняться? Да не, ты скажи все же!
– Да нет у меня ничего, – раздраженно, но довольно флегматично ответил другой.
– А на лешего мне жена-то сдалась! – вдруг начал откровенничать наиболее нализавшийся орел. – Эка дурра! В морду, што ль ей треснуть! Тресну! Вот, ей-богу, тресну… – Тут они скрылись
Вопреки ожиданиям, в милиции было мало народу, но я все же пролез без очереди, ввиду чего мне долго там торчать не пришлось.
18-го июня. Сегодняшний день был у меня пуст. Я, не зная на что убить время, решил пробездельничать целые сутки, так как мне ничего не лезло в голову, и поэтому я не имел никакой возможности что-нибудь сотворить на чью-либо пользу. Скоро будет половина месяца, как я отослал письмо в Ленинград… К несчастью, никаких опровержений моих подозрений об обиде моих ленинградцев еще не видать…
Под вечер позвонила Маргаритка. Чего она от меня, собственно говоря, хотела, я так толком и не понял. Скорее всего, она позвонила ради простого времяпрепровождения. Она что-то мне болтала о своей статье об «Аиде», говорила о каких-то вопросах, очень интересующих ее, которые она хотела задать мне, но которые она не решалась все же произнести вслух, так как ей будто бы кто-то там мешал…
Я терпеливо ждал, что будет, мало-помалу начиная выходить из себя.
– Ты, что, не в духе сегодня? – спросила она.
– Да не кричи ты так, боже мой! – с горькой усмешкой произнес я. – Я вижу, что ты уж что-то очень о многом желаешь меня спросить, но не решаешься! В таких случаях я советую вообще тогда и не разговаривать об этом. Я люблю всегда, начиная о чем-нибудь разговор, всегда кончать его.
– Это не всегда полезно, – возразила она.
– Как знать, – отозвался я. – Если бы я пожелал что-нибудь от тебя о чем-нибудь узнать, я бы не валял дурака, как ты! Но ввиду того, что я имею свою голову, то я и не думаю ни о чем тебя спрашивать.
Это была уже настоящая грубость, но мошенница-Маргаритка была ее достойна. По крайней мере, она не обиделась.
21 июня. Теперь, с началом конца этого месяца, я уже жду не только приятного письма из Ленинграда, но и беды для всей нашей страны – войны. Ведь теперь, по моим расчетам, если только действительно я был прав в своих рассуждениях, т. е. если Германия действительно готовится напасть на нас, война должна вспыхнуть именно в эти числа этого месяца или же в первые числа июля. То, что немцы захотят напасть на нас как можно раньше, я уверен: ведь они боятся нашей зимы и поэтому пожелают окончить войну еще до холодов.
Я чувствую тревожное биение сердца, когда подумаю, что вот-вот придет весть о вспышке новой гитлеровской авантюры. Откровенно говоря, теперь, в последние дни, просыпаясь по утрам, я спрашиваю себя: «А, может быть, в этот момент уже на границах грянули первые залпы?» Теперь нужно ожидать начала войны со дня на день. Если же пройдет первая половина июля, то можно уж тогда будет льстить себя надеждой, что войны в этом году уже не будет.
Эх, потеряем мы много территории! Хотя она все равно потом будет нами взята обратно, но это не утешение. Временные успехи германцев, конечно, зависят не только от точности и силы их военной машины, но также зависят и от нас самих. Я потому допускаю эти успехи, потому что знаю, что мы не слишком
А ведь мы с нашей территорией, с нашим народом, с его энтузиазмом, с нашими действительно не ограниченными ресурсами и природными богатствами, могли бы так вооружиться, что плевали бы даже на мировой поход капитализма и фашизма против нас. Ведь Германия так мала по сравнению с нами, так что нужно только вникнуть немного, чтобы понять, как бы мы могли окрепнуть, если бы обращали внимание на военную промышленность так же, как немцы.
Я вот что сказку: как-никак, но мы недооцениваем капиталистическое окружение. Нам нужно было бы, ведя мирную политику, одновременно вооружаться и вооружаться, укреплять свою оборону, так как капитализм ненадежный сосед. Почти все восемьдесят процентов наших возможностей в усилении всех промышленностей мы должны были бы отдавать обороне. А покончив с капиталистическим окружением, в битвах, навязанных нам врагами, мы бы смело уж тогда могли отдаваться роскоши.
Мы истратили уйму капиталов на дворцы, премии артистам и искусствоведам, между тем как об этом можно было бы позаботиться после устранения последней угрозы войны. А все эти миллионы могли бы так помочь государству.
Хотя я сейчас выражаюсь и чересчур откровенно и резко, но верьте мне, я говорю чисто патриотически, тревожась за спокойствие жизни нашей державы. Если грянет война, и когда мы, за неимением достаточных сил, вынуждены будем отступать, тогда можно будет пожалеть о миллионах, истраченных на предприятия, которым ничего бы плохого не было, если б они даже и подождали.
А ведь как было бы замечательно, если бы мы были настолько мощны и превосходны над любым врагом, что могли бы сразу же повести борьбу на вражеской территории, освобождая от ига палачей стонущие там братские нам народы.
Скоро придет время – мы будем раскаиваться в переоценке своих сил и недооценке капиталистического окружения, а тем более в недооценке того, что на свете существует вечно копящий военные силы и вечно ненавидящий нас фашизм! [90]
90
Рассуждения Левы резко контрастируют с идеологемой победы над врагом «малой кровью» и на чужой территории, насаждавшейся в предвоенные годы советской пропагандой, и даже с радужными представлениями о способности Красной армии разбить врага и дойти до Берлина за четыре недели, которые были распространены в советском обществе в первые дни войны. //Народ и война: очерки истории Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг. Под ред. А. Н. Сахарова, А. С. Сенявского. М., 2010. С. 134.
22 июня. Сегодня я по обыкновению встал рано. Мамаша моя скоро ушла на работу, а я принялся просматривать дневник, чтобы поохотиться за его недочетами и ошибками в нем.
Неожиданный телефонный звонок прервал мои действия. Это звонила Буба.
– Лева! Ты слышал сейчас радио? – спросила она.
– Нет! Оно выключено.
– Так включи его! Значит, ты ничего не слышал?
– Нет, ничего.
– Война с Германией! – ответила моя тетушка.
Я сначала как-то не вник в эти слова и удивленно спросил: