Дневник войны со свиньями
Шрифт:
– Бедняга думал, что раз он идет с сыном, то ему ничего не грозит, – заметил Аревало.
– Я назвал его самоубийцей, – повторил Рей.
– Бедный парень, – сказал Видаль. – Какой груз на его совести.
– О ком они говорят? – спросил Данте.
– Я назвал его самоубийцей, – ответил невпопад Рей.
В комнату вошел лысый, флегматичный, тучный господин с огромными руками и тихим, мягким голосом. Видалю объяснили, что это родственник Нестора или доньи Рехины. Когда упомянули имя хозяйки, Видаль спросил:
– Где
– В своих покоях, – торжественно ответил Рей.
– Могу я пройти к ней поздороваться?
– Не докучай ей, – раздраженно посоветовал Джими. – Ты же ее, в общем-то, никогда не видел.
– Что ты читал? – спросил Видаль. Появились двое молодых людей. Один был высокий, тощий, с прыщеватым лицом. Второй – приземистый, с очень круглой головой и выпученными глазами, которые, казалось, смотрели снизу вверх с плохо скрытым любопытством. Парни поздоровались издали, судорожно кивнув, и уселись на другом конце комнаты. «На самом холодном месте, – подумал Видаль. – Нам, старикам, повезло, мы-то рядом с печуркой. Запах эвкалипта в сочетании с керосином полезен при простуде». И опять вспомнил о Несторе.
– Видишь их? – указал Джими на парней. – Эти два типа мне не нравятся.
– Что ты читал?
– В «Ультимаора» статью о «войне со свиньями».
– Войне со свиньями? – переспросил Видаль.
– Вот и я спрашиваю, – сказал Аревало. – Почему «со свиньями»?
– И я не понимаю почему, – подхватил Рей.
– Да нет, – возразил Аревало. – Я спрашиваю, почему они пишут «со свиньями». У этих щелкоперов нет никакой логики, даже в употреблении слов.
– Достаточно какому-то газетчику что-то ляпнуть, и вся страна будет твердить о войне со свиньями, – рассудил Рей.
– Вовсе нет, – возразил Данте. – Другие называют ее «охотой на сов».
– Сова, по-моему, лучше, – заявил Аревало. – Сова – символ мудрости.
– Но признайтесь, – сказал Джими, обращаясь к Аревало и Рею, – вы двое предпочли бы, чтобы вас называли свиньями.
Все засмеялись. В столовую вошла соседка, неся на подносе чашечки кофе. Она укорила их:
– Ведите себя прилично, сеньоры. Вы забываете, что в доме покойник.
– Его уже привезли? – спросил Видаль.
– Пока еще нет, но это все равно, – ответила женщина. – Кофе хорош?
– Какой ужас, – сказал Данте. – Покойника привезли, а мы как ни в чем не бывало.
Помешивая сахар, Видаль обратился к Джими:
– Послушай, что это за разговор о каких-то совах и свиньях?
– Почем я знаю.
– Спрашиваете, откуда такое название? Говорят, что старые люди, – пояснил Аревало, – эгоисты, жадины, обжоры, неряхи. Настоящие свиньи.
– Пожалуй, это справедливо, – согласился Джими.
– Посмотрим, что ты скажешь, – уколол его Данте, – когда за тебя возьмутся.
– Я не из этой компании, – возразил Джими. – Я не старик. Все меня уверяют,
– То же самое говорят мне, – поспешил вставить Рей.
– Мне уже надоело это слушать, – сказал Данте.
– Ты нам не чета, – с раздражением возразил Джими.
– Недаром эскимосы и лапландцы отвозят стариков в тундру, чтобы они там замерзли насмерть, – сказал Аревало. – Защитить стариков можно только сентиментальными доводами: мол, сколько они для нас сделали, у них тоже есть сердце, они тоже страдают и так далее.
Джими, снова развеселясь, заметил:
– Очень жаль, что молодые этого не знают, а знаем только мы, несчастные. Я думаю, даже активисты комитетов молодежи не знают…
– Беда в том, – сказал большерукий господин, – что они не нуждаются в разумных доводах. Им хватает тех, которые у них есть.
Вошел невысокий, худощавый человечек с острым лицом, напоминающим набалдашник трости.
– Вы знаете, как это случилось? – спросил он.
– Могу сказать вам мое мнение, – не унимался Аревало. – В основе этой войны со стариками в пользу молодежи одни лишь сентиментальные доводы.
– Вам известно, как это случилось? – повторил новоприбывший. – Его, кажется, повалили наземь и затоптали те, кто поднимался и спускался с трибуны.
– Бедный Нестор, эти скоты затоптали его насмерть, – сказал Видаль.
С другого конца столовой высокий парень провозгласил:
– Уже едут!
– Ну, тогда я пойду заниматься своими делами,
– заявил Эладио. – Будем мы здесь присутствовать или не будем, бедняге Нестору уже все равно.
– Вы мне должны, – предупредил друзей Рей.
– Я заказал венок от имени всех.
– Венок твой либо из чистого золота, либо тебя надули, – проворчал Данте, расплачиваясь.
– Не говорил ли я тебе, Исидро, – подмигивая одним глазом, пошутил Джими, – что венки нынче дороги?
19
После стольких лет дружбы он впервые вошел в комнату Нестора. Рассеянно глядя на портреты незнакомых людей, подумал: «Хотя мы о нашей личной жизни не говорили, это не мешало нам быть друзьями». Эта мысль побудила его сформулировать сентенцию: «Нынче все тебе приятели, а друзей нет».
– Боже, как его изуродовали, бедняжку! – ахнула одна из женщин.
Весть о гибели Нестора меньше взволновала Видаля, чем это уменьшительное «бедняжка». «Я плачу, как ребенок, – подумал он. – Или как лицемер. Какой позор».
Он закрыл глаза. Он не хотел, чтобы последним воспоминанием о друге было лицо мертвеца. Собрался было поздороваться с доньей Рехиной, но она оказалась такой отупевшей от горя и дряхлой, что его протянутая рука опустилась. Он вернулся в столовую.
– Могу тебе сообщить, – сказал Аревало, – что этот тощий был на трибуне.