Дневник. Том 2
Шрифт:
20 января. В сумерки на углу Шпалерной и Литейного встретила А. Ахматову, окликнула ее, пошли вместе. Я ей сказала, что была у нее под впечатлением выступления Фадеева в Праге. Все, что было до этого, не могло меня удивить, т. к. ничего, кроме гнусностей, я и не ждала, но писатель, русский интеллигент, – это возмутило меня до глубины души. «А мне его только очень жаль, – ответила А.А. – Ведь он был послан нарочно для этого, ему было приказано так выступить, разъяснить. Я знаю, что он любит мои стихи, и вот исполняет приказание. Я ни на кого ничуть не обижаюсь, я это искренно говорю; ничего от этого всего не случится, стихи мои не станут хуже. Ведь вскоре после появления моей книги “Из шести книг” она была запрещена, был устроен скандал редактору, издательству [92] . Приезжал Фадеев, было бурное заседание в Союзе писателей, и Фадеев страшно ругал мою книгу. Я не присутствовала на этом заседании. Но была вскоре на каком-то вечере там же. Фадеев, увидев меня, соскочил с эстрады, целовал руки, объяснялся в любви [93] . А скольких травили; когда в 29-м году началась травля Евгения Ивановича Замятина [94] , я вышла демонстративно из Союза, вернулась туда только в 40-м году» [95] .
92
Тогда
93
Между маем 1940 г. (временем выхода из печати сборника Ахматовой «Из шести книг») и 19 октября на заседании секции литературы Комитета по Сталинским премиям Фадеев поддержал предложение А.Н. Толстого и Асеева о присуждении Ахматовой Сталинской премии (см.: Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры: Советская литература 1940-х годов под контролем ЦК. М., 1994. С. 47). Отметим также, что за год до того, 11 ноября 1939 г., Президиум Союза писателей по представлению Фадеева положительно решил вопрос о ходатайствах перед Президиумом Ленгорсовета о предоставлении Ахматовой отдельной квартиры и перед Ленинградским правлением Литературного фонда о приобретении обстановки для нее; ходатайстве перед Совнаркомом об установлении Ахматовой персональной пенсии и т. п. Фадеев в дальнейшем предпринимал разнообразные шаги, чтобы это решение осуществилось (Там же. С. 47 – 48).
94
Публикация романа-антиутопии Замятина «Мы», вследствие невозможности публикации на русском языке, в переводах на английский (1924), чешский (1927) и французский (1929) вызвала резкую критику в советской печати. С 1929 г. Замятина перестают публиковать. После письменного обращения к Сталину и при посредничестве Горького в октябре 1931 г. Замятин эмигрировал.
95
5 января 1940 г.
А.А. взяла меня под руку, другой рукой опиралась на палку. «Травили Шостаковича, но, конечно, никого так сильно, как меня. Уж такая я скандальная женщина».
Мужчины, по ее словам, хуже, сильнее реагируют на подобную травлю. Замятин переживал очень тяжело тот период. Вспомнили Добычина, который кончил самоубийством. Он был молод и не уверен в себе. Эйхенбаум, единственный из писателей, отказался выступить против нее, сказав, что он старый человек и никто ему не поверит, если он начнет бранить Ахматову, которую всегда любил. Его отовсюду сняли. Жена его очень волновалась за него, боялась и умерла [96] .
96
См. об этом в воспоминаниях дочери Эйхенбаумов О.Б. Эйхенбаум: «Мама умоляла папу не ходить на то страшное собрание: “Скажи, что ты болен. Ты достаточно пожилой человек, чтобы не пойти туда”. Но папа сказал: “Я не имею права не пойти на эту казнь. Все идут, а я буду сидеть дома?” ‹…› И он выступил, назвал Анну Андреевну Ахматову полным именем, а не какими-то подлыми словами. Так же сказал и о Зощенко. Показав на свои седины, сказал, что не может говорить иначе и что он понимает: это – политическое дело. ‹…› У мамы было плохое сердце, и она не выдержала, умерла» (цит. по: Эйхенбаум Б.М. «Мой временник»: Художественная проза и избранные статьи 20 – 30-х годов. СПб., 2001. С. 636 – 637). Через некоторое время, 25 сентября 1946 г., на ученом совете Института русской литературы, членом которого Эйхенбаум продолжал оставаться по 12 мая 1949 г., он назвал свое выступление в Союзе писателей (о котором говорит Ахматова) «политической ошибкой».
Книги А.А. были изъяты из продажи, было запрещено их и продавать, и покупать [97] . Но на днях разрешили продажу, это сказал А.А. Рахлин. Я спросила о Зощенке [98] – он пишет повесть [99] .
15 января я была на студенческом закрытом концерте в Малом зале консерватории, посвященном творчеству Баха. Я давно не испытывала такого наслаждения. Пели соло с аккомпанементом рояля или рояля и фагота, соло с двумя флейтами под аккомпанемент органа или органа и квартета. Молодые и прекрасные голоса. Запомнились: «Долина слез» [100] , «Старая трубка» [101] , которую замечательно музыкально спел Гришанов; «Mensch, erette deine Seele» [102] пела Н.Н. Никифорова-Скрябина, сестра нашего Николая Николаевича Никифорова, такого талантливого художника, погибшего на фронте. Очень я люблю Баха, во всей его музыке звучат эти слова: «Mensch, erette deine Seele» [103] .
97
Постановлением Главлита от 27 августа 1946 г. было указано приостановить продажу книг Ахматовой (и прием их букинистами) и работу над двумя готовившимися к изданию книгами: «Стихотворения 1909 – 1945» и «Избранные стихи, 1910 – 1946».
98
Тем же постановлением Главлита были изъяты из книготорговой сети, а в библиотеках переданы в спецхраны только что вышедшие книги Зощенко: Избранные произведения: 1923 – 1945. Л., 1946; Рассказы. М., 1946; Фельетоны, рассказы, повести. Л., 1946.
99
Вероятно, речь идет о книге «Никогда не забудете», частично опубликованной под заглавием «Никогда не забудем» (Новый мир. 1947. № 9).
100
Ария «В долине слез, как тень блуждая» (1724).
101
«Из нотной тетради А.М. Бах» (1725). Русский текст Я. Родионова.
102
Соч. в 1724 г.
103
«Человек, помни о своей душе» (нем.).
Концерт был организован Т.С. Салтыковой, и все профессорши наперебой благодарили ее.
В прошлое воскресенье зашла к Смирновым. Ольга Георгиевна давно меня звала посмотреть ее летние этюды. Заговорили о Пунине, которого удалили и из университета, где его лекции пользовались огромным успехом. Я рассказала, что, перебирая бумаги, нашла газету 1919 года (19 января) «Искусство коммуны», в которой была статья Пунина «Разорванное сознание», а подзаголовок газеты гласил: «Нет красоты без борьбы, нет шедевров без насилия». – «Да? – заметил Александр Александрович, – значит, tu l’as voulu, Georges Dandin» [104] .
104
ты
Статья кончается словами: «…мерилом подлинно революционного искусства остается до сих пор “разорванное сознание”» (курсивом).
А раньше… революция, новое – бессознательно… революция, новое – гибнут от сознания.
Никогда не любила снобов.
21 января. Пунина из университета не сняли.
2 февраля. Мара рассказывает, что почти вся молодежь в школе, в институтах настроена крайне антисоветски, возмущаются, не стесняясь, и собираются на выборах зачеркивать всех кандидатов. Родственник Иры, студент, ездил на днях в Днепродзержинск (что это за город? [105] ), там люди ходят с кистенями, подбрасывают детей, не имея возможности их кормить, подожгли райсовет и какое-то еще партийное учреждение.
105
До 1936 г. Каменское, украинский город и порт на Днепре.
На Кубани народ пухнет от голода [106] . Оттуда вернулась мать подруги девочек.
Я нашла свои дневники времен Японской войны [107] . Там я тоже ропщу на рабство! Да, мы, конечно, лягушки, просящие царя. В полном смысле этой басни. Наглядный урок несколько затянулся, тем прочней будет его действие.
Прочла с большим интересом небольшую брошюру, изданную Вольной философской ассоциацией в 1922 году, речи Андрея Белого, Иванова-Разумника и А.З. Штейнберга, посвященные памяти только что умершего Блока [108] . По мнению Р.В., Блок умер от «тоски беззвездной» [109] . Идея духовного максимализма, катастрофизма, динамизма была для Блока тождественна со стихийностью мирового процесса; «Вот почему так болезненно сжался Блок, когда знаменитый “Брест” стал ответом на его “Скифов”, когда в середине 1918 года уже ясно определились дальнейшие пути русской революции. Блок сжался и потемнел; горение кончилось, пепел оставался; медленно приступала к сердцу “беззвездная тоска”» [110] .
106
Ср.: «Метод был такой: хлеб за границу продавали, а в некоторых районах люди из-за отсутствия хлеба пухли с голоду и даже умирали. Да, товарищи, это факт, что в 1947 году в ряде областей страны, например, в Курской, люди умирали с голоду. А хлеб тогда продавали!» (Хрущев Н.С. Доклад на Пленуме ЦК КПСС 9 декабря 1963 г. // Правда. 1963. 10 дек.).
107
Эти дневники в архивных фондах Шапориной не обнаружены.
108
См.: Памяти Александра Блока. Пб., 1922.
109
Из стихотворения Блока «Всё это было, было…» (1909).
110
Это была публикация речи Иванова-Разумника «Памяти Александра Блока», произнесенной на 83-м заседании Вольной философской ассоциации 28 августа 1921 г.
А где-то сам Разумник Васильевич, один из миллионов мучеников? Жив ли? [111]
Недавно в газетах было извещение о расстрелах Шкуро, ген. Краснова и других. Я не стала читать, швырнула газету. Убивать людей через 30 лет после совершения преступления, si crime il y a [112] , и с какой легкостью! Сердце захолонуло. Как они сюда попали? Неужели подлые французы их выдали? Какой позор!
13 февраля. Ляля Мелик ездила к мужу в Полтаву. И там по вечерам нельзя выходить. Грабежи, бандитизм.
111
Иванов-Разумник умер в 1946 г.
112
если преступление и было совершено (фр.).
Приехал Юрий 11-го на исполнение своей оратории [113] . Перед концертом я зашла к нему в «Европейскую» с девочками за билетами. Пришел и Кочуров. Юрий любит аудиторию и хорошо рассказывает. Он беседовал с Храпченко:
– Скажите, Михаил Борисович, могу я с вами говорить парадоксами?
– Пожалуйста.
– Могли бы вы объясниться в любви под гармонь?
– Думаю, что нет.
– Советская поэзия требует гармонь. А я не умею писать для гармони. Поэтому уж разрешите мне не тревожить советскую лирику.
113
Речь идет про ораторию «Сказание о битве за русскую землю».
В прошлом году (кажется) на Кавказе должны были состояться музыкальные декады азербайджанцев, грузин и армян. Юрий был в Тифлисе. Ссорились, кричали друг на друга, чтобы установить очередь. Один грузин ходил по комнате и кричал (с сильным акцентом): «Дружба народов! Фикция. Дружба народов! Фикция!»
12-го Юрий был у меня, привез детям сахару и печенья, опять много рассказывал, между прочим, очень остроумную отповедь, которой он ответил на речь Кабалевского о том, что Шостакович слишком под влиянием Запада, а Шапорин недостаточный новатор [114] .
114
2 – 8 октября 1946 г. состоялся расширенный пленум Оргкомитета Союза советских композиторов, посвященный последним постановлениям ЦК ВКП(б). Кабалевский посвятил значительную часть своего выступления творчеству Шостаковича и Шапорина. С оговорками о «непреодоленных западных влияниях» Кабалевский сделал акцент на том, что «Шостакович – явление чрезвычайно сложное и сводить его к чему-то простому нельзя. Это всегда будет искажением действительности». Шапорина Кабалевский критиковал за чрезмерную «приверженность к поэзии прошлого, в частности, к Блоку ‹…›» (Советская музыка. 1946. № 10. С. 54, 56).
Юрий равнодушно не может говорить о Наташе и глубоко возмущен тем, что она не пускает Васю жить у него.
Он приезжал на исполнение оратории и для занятий с Вс. Рождественским. Он вновь принялся за «Декабристов», и Рождественский закончил ему либретто. Еще летом он говорил, что ему необходимо закончить оперу, это единственное наследство, которое он может оставить детям.
8 марта. Последние обывательские анекдоты: недавно, перед выборами, умер один из наших министров и, к своему удивлению, попал в рай. Ему там показалось скучно и захотелось посмотреть, каково-то в аду. Кто-то подвернулся и в окно показал ад: роскошно накрытый стол, цветы, вино и вокруг прекрасные и шикарные женщины. Очень ему понравилось там, и запросился он в ад.