Дневник

Гладков Александр Константинович

<…> На съезде выступал Шолохов, будто бы обрушившийся на молодое поколение литературы. <…>

2 апр. <…> Прочитал в газетах речь Шолохова. Сквозь его обычную ораторскую клоунаду сквозит подлинка ^[113]: он бичует не только героев недавнего процесса, но и тех, кто предлагал взять их «на поруки» (по слухам, это 40 человек молодых писателей).^[114] <…> О «культе личности» никто больше не говорит. Зато о «преодолении субъективизма» — почти все. Нетрудно угадать, что это псевдоним Хрущева.

Неожиданное письмо от Ю. Короткова^[115].

Сообщает, что в план серии ЖЗЛ включена книга о Мейерхольде: автор — я. Просит сообщить согласие для высылки договора. Размер — 15 листов. Без аванса (ввиду моей задолженности). Нужно сдать рукопись к марту 1967 года. И тема, и автор согласованы во всех инстанциях. Я телеграфирую согласие.

7 апр. <…> Лева статью о книге Лебедева не сдал еще и находится в миноре. Люся получила однокомнатную квартиру и теперь ему предстоит производить обмен и окончательно съезжаться с ней, что видимо его все-таки пугает, ибо в каждом из нас живет Подколесин ^[116].

8 апр. <…> Прочитал сценарий Гребнева и Хуциева «Июльский дождь» в «Искусстве кино»^[117]. Очень современное соединение пижонства, смутного недовольства всем на свете, искренности и позы, и не без таланта. Так пишет и модный Радзинский^[118]. В чем-то это симпатично, в чем-то раздражает. И, видимо, вполне интернационально: на этом же замешан был и фильм Карне ^[119], но там было резче, грубее и правдивее по краскам. А здесь голубовато и неопределенно.

9 апр. 1966. <…> Слух о снятии Твардовского и т. п.^[120] Прочитал текст письма о «поруках» — 40 человек — лучшая часть московских писателей, от И. Г. [Эренбурга] и Каверина и Славина, и очень много знакомцев. Почему-то нет Балтера и Слуцкого и Коржавина. Но список характерный. Документ этот, бесполезный практически, — исторически — веха. <…>

10 апр. <…> Утром лежит выпавший снежок. Сегодня Пасха.

Под вечер звоню Эмме и еду к ней — первым после ссоры. Она все еще в смятеньи, в колебаниях. У меня другой характер и я так не могу^[121].

11 апр. 1966. <…> Следовало бы записать подробности любопытной истории ссоры хозяйки Марьи Ивановны Панна с любовником ее дочери художником Сашей <…>^[122].

13 апр. <…> Утром у Фрида. Я не соглашаюсь с текстовыми поправками, придуманными им и Жежеленко ^[123]. Постепенно все становится плоскостнее, примитивнее, беднее. Пора, наконец, остановиться. И так уже все упрощено до предела.

Вчера взял билеты на «Сольвейг», обедал на Кузнецовской. Эмма держится так, словно я в чем-то виноват, но она решила не объясняться. Женские штучки^[124].

15 апр. <…> Просмотрел, правда довольно бегло, «Воспоминания» Р. Роллана^[125]. Малоинтересно! Вот уж кто устарел!

На стр. 168 говорится, что драму «Волки» Р. Роллан написал в 1893 году за 15 дней, а на стр. 486, что она написана менее чем за 6 дней, в 1898 году. Что это — склероз автора или небрежность перевода и редактуры?

16 апр. Вчера после «Трех сестер» в машине ночью Э[мма] сказала, что согласилась ехать в поездку и остаться в театре за обещанную квартиру. Я сначала сержусь и волнуюсь, потом беру себя в руки. Ночует у меня. Странное утро.

Это

многое меняет в моих планах, но не хочу все перерешать сгоряча. Надо остыть и подумать^[126]. <…>

Лева сообщает мне, что В. П. Некрасов^[127] прочитал где-то мои «Воспоминания о П.» и «от них в восторге» <…>

18 апр. В Лен-де ходит слух, что вместо Твардовского уже назначен К. Симонов. Это мне сказал Д. Я. [Дар] по телефону.

Письмо от Л. К. Чуковской в ответ на мое о ее книжке.

19 апр. В. Некрасов еще сказал Леве, что он очень хотел бы иметь у себя рукопись «Встреч с П.», потому что это книга, которую надо перечитывать. <…> [АКГ перечисляет 30 фамилий тех, кто высоко оценил его воспоминания о Пастернаке, среди них — и Шаламова.]

Писал я эту работу осенью 1963 года вперемежку со статьей для «Нов. мира» о Платонове в Загорянке. Так что это время — осень 1963 г. следует считать началом моей работы в области литературной критики и эссеистики. Правда, этому предшествовали главы книги о Мейерхольде.

Работаю над статьей об Олеше. <…>

21 апр. <…> Под вечер приходит неожиданно Рубашкин^[128]. Он уже знает о новых ленинских премиях: писателям — никому, Райкин и Козловский не получили, получили два киноактера и два художника и еще кто-то. Это удар для Ю. П. Германа^[129], который был уверен в получении. <…>

22 апр.^[130] Да, ленинские премии по литературе не присуждены никому. Это не останется без влияния на характер разных руководящих речей на предполагающемся осенью съезде <…>. Уже невозможно будет говорить о «новом подъеме» и т. п. И в общем — это полезно и, пожалуй, справедливо. <…>, но в целом год был серый, а дать премию Ю. П. Герману — значит назвать искусством ту читабельную беллетристику, которую он так обильно сочиняет. Обиднее, что не дали премию А. Райкину — уж он-то ее заслужил.

Опять не спалось ночью, вдруг придумал сделать в статье эпиграфом строки Ахматовой о портретах, которые изменяются после смерти человека. Вскочил, сел за машинку, но вдруг решил ввести это прямо в текст начала статьи^[131]. И снова долго не мог уснуть.

Все еще «крутятся шарики», как говорит Эмма.

Сегодня сяду переписывать набело.

24 апр. <…> Днем в Ленфильме у Киселева. Опять этот горе-сценарий. Кассиль прислал бог знает что и снова просят меня^[132].

Потом у меня Эмма. Она получила письмо от Н. Я. с тревожными вопросами обо мне: — Что случилось с А. К.? Не понимаю. Может быть, опять какой-то московский психоз: у кого-то был обыск и все решают, что что-то возвращается?

25 апр. <…> Все хорошо, но нет денег. Т. е. не все хорошо, но все может быть хорошо, но деньги. Деньги…^[133]

28 апр. [со слов Л. Левицкого, в разговоре по телефону] Виль Липатов^[134], которого я терпеть не мог и спорил о нем с новомирцами, выступил на пленуме РСФСР с доносной речью о том, что его в «Новом мире» толкали на путь «очернительства». А. И. Стаднюк ^[135] прочитал список писателей будто бы морально убиенных «Новым миром» — от С[о] фронова до Долматовского. Статью о книге Лебедева он [Левицкий] сдал, она понравилась, но он сомневается: пойдет ли.