Дневники 1920-1922
Шрифт:
Ослепительно ярко и очень больно глазам.
Мне вчера сказал мужик:
— Не узнал бы тебя, брат.
— А что?
— Заовинел ты как-то… — вернее, замужичел, облохматился, зарос (или он хотел сказать, что как дымится овин, так дымятся мои волосы, начинающие седеть: заовинел).
Не все ли равно? разве во мне дело, каким я кажусь, зато изнутри так хорошо в такой день. Ведь уже целых три часа свету прибавилось, и день стал такой широкий, будто в море выплыл из берегов узкой реки.
Еловский старик рассказывал:
— Чем все это кончится? вот и Ленин, сказывают, ходил
— Престолом, — прочитали мы.
— Ну, престолом, все равно.
— Так, стало быть, царя хотят.
— Ну, царя не царя, а президента.
— А как же престолом-то?
— Что же, а разве у президента не будет престола?
14 Марта. Весна. Наши дни. 1-й наш день. Мечта, как пчела, собирает мед с жизни, только мы думаем, что она нам будет прямо в рот носить, и не готовим ульев для сбора желаний. Но и так бывает с иными, что наготовят много всего для сбора, а желания не летят, они стали пешие, обломали себе крылья на заготовках в рабском труде.
На заре выхожу в Чистик. Снег не проваливается, под ногами, как в крепких зубах сахар, хрустит, идешь, и на версту слышно, Флейта брешет на угол Острова, а из другого удирает лисица. Опять в Чистике обрушился на меня громадный русак, а ружье за плечами. Потом беляк — ружье осеклось: слышно было слабое токованье тетеревов. Наши слышали жаворонка.
Стайка пташек понеслась на меня, ныряя в золотом воздухе. Но пичуги летят на Русь.
Охот. рассказы: я сделал три чучела, лисицы, зайца, тетерева, и уношу их с собой поочередно очень рано, когда все спят, я возвращаюсь на виду всех то с лисицей, то с зайцем, то с птицей.
15 Марта. С вечера вчера небо заволоклось, утро вышло туманное и морозу всего 1/2 °.
Как может возникнуть идея бессмертия, если все люди смертны? Бессмертие не идея, а самочувствие жизни — это есть чувство жизни. В «Психологии» должна быть глава «Чувство жизни или бессмертие».
Жизнь — это борьба за бессмертие, опушки старых лесов покрыты, как щеткою, молодою порослью: старые передали молодым дело борьбы за жизнь, и молодые так живут, будто они родились совершенно бессмертными. Тут борьба совершается без лозунгов, без идей, на опушке леса величайшее из дел совершается в стыдливом молчании.
И среди всего этого царства стыдливого молчания холостой человек произносит идею бессмертия!
Что такое идея? Идея — это усилие человеческой воли. Исключительное внимание зачем-нибудь ограничивает натуру, дает стремление вперед и крик, это атака с криком. Идея бессмертия — это атака — порыв, а жизнь рода — молчаливый и мощный ход борьбы за бессмертие.
Что остается делать после неудачных атак? Остается прислушаться к голосу природы и делать то же самое дело в стыдливом молчании. Вот откуда выходит Руссо, и Толстой, и славянофилы, и все, кто находит строительство борьбы за жизнь вне идейного человека, в правде скрещенных инстинктов разумного человека, чувственного животного и молчаливого неподвижного растения.
Идея бессмертия — это личное сознание мировой борьбы за существование, это сознание личности.
Человек
Утро было туманное, серое. К полудню стало обозначаться луною солнце, и после обеда до ночи небо было <1 нрзб.>, и всю ночь были звезды.
16 Марта. Опять легкий заморозок и полный солнечный праздник. Так чудесно уступами проходит зима, и будто уступами по мрамору сходишь изо дня в день к югу. Я узнал сегодня этот мартовский свет, отчего он так мил мне: все тот же единственный свет, голубая весна на всю жизнь, но какою ценою!
17 Марта. Какие золотые дни! Поля и болота вовсе пестрые, грачи прилетели. Говорят, что и скворцов видели. А сапожник Вас. Мих. будто бы слышал и бекаса, только верить нельзя. Запулакала желна. Настоящие вечерние зори. Речка Рясна своевольная местами вырвалась из льда.
Ждем уток.
18 Марта. День такой прекрасный, что и теряешься: взялся за одно, нет, возьмусь за другое, там за третье… и потерялся, день проходит, а я догнать не могу. Березы шоколадные, стволы осин зеленые — кора цветет! Лоза обозначилась серо-зеленою дымкою. В бору на опушке обтаяло, и под молодыми елочками обнажилась вечно зеленая брусника, — как будто не бывало зимы! На южной стороне бора проталинка пахнула землей, тукнула в меня большая освобожденная муха, на желтой траве копошилась Божья коровка. Меня окружили неожиданно потоки с полей, нога в снегу оставляет колодец. Сам видел, как несметная стая грачей выбила с криком ворон из своих гнезд и, сделав свое дело, куда-то исчезла. На каждом месте слышишь жаворонка. Озеро посинело, вода в спуске бушует. На заре вечерней дремали липы.
19 Марта. Ночью все капали с крыши мерно капли и на заре остановилось, чуть подморозило ( 1/2 °). Солнце встало в светлом тумане, и через час заблистал новый райский день.
Мой ближний (!): прицелился по живому, и вот лицо его сохранило в глазах весь холод расчета прицела в живое, неестественное лицо, нешлифованное, руки всегда готовы хвататься за шиворот и слова все о «коллективистическом».
В человеке, если он человек, а не машина, свою жизнь определяет одна безумная черточка, а все остальное — разумное приспособление к обществу; средний человек, забыв о своем лично-безумном исходе, весь уходит на приспособление и существует, как резиновый буфер.
19 Марта. Еще один «чудный» день. Выставил окно. Комар влетел. Видел скворцов, бабочку.
20 Марта. С утра было пасмурно, потом к обеду облака раскудрявились, растаяли и вышло солнце очень горячее. Полая вода, думаем, уже прошла: на ручьях везде спадает, лед остается на берегах или опускается под воду. Снег только в лесах, этой воды, думают, не будет довольно, чтобы гнать лед, и в Днепре ледохода не будет. Земля много оттаяла, как замазка. Березы побурели сильно, как сажей нарисованы. Над рощей вилась стая прилетевших витютней. Деревья запахли своим земельно-навозным запахом. Грачи орут.