Дневники 1932-1947 гг

Бронтман Лазарь Константинович

— А-а-а-а… (И ни в какую).

— Где мы находимся?

Называет пункт и дает курс на восток. А мы уже опять в океане. Что тут будешь делать? Повернул я круто на запад, дошел до берега, выбрал место и сел.

— А если бы поймал это станцию — дошел бы?

— Спрашиваешь! Мне бы ее на минутку всего, компасный курс заметить. А там бы допилил как миленький. Что я зря что ли здесь все время летал? А работал он как — знай пилит все время «Все в порядке». А координат нет.

На приеме в Кремле тов. Сталин спрашивает его:

— Ну как, все в порядке?

Тот

и рад:

— Так точно, т. Сталин, все в порядке.

— Все в порядке, значит? (переспрашивает Сталин)

— Так точно.

Сталин смеется:

— Ну выпьем тогда за «все в порядке».

А этому невдомек. А я, Лазарь, готов был сквозь пол трахнуться. Турка!!

Недавно Володя рассказывал:

— Дали мне новую часть инспектировать. Приехал я туда. Спрашиваю:

— Сколько вы горючего жрете?

Оказывается 370 кило на оба мотора.

— Ну вот что, — говорю, — на первое время разрешаю вам тратить не больше 250, а потом и до семечек дойдем.

У всех глаза на лоб. Я давай их учить. И что ты думаешь? Вот тут на днях мы кагалом сделали перелет по маршруту. Прошли около двух тысяч км. без посадки. И половину запланированного бензина обратно привезли.

Доложил я об этом наркому.

— А, — говорит, — это не фокус. Тут вы летели спокойно. Ты попробовал бы так экономично лететь, если бы это было в боевой обстановке, да противник гнался, да зенитная артиллерия.

Я разозлился:

— Хорошо. Давайте мы вылетим в пункт Х. Пусть нас там встречают истребители. Да по дороге можете где хотите заслоны поставить. А я прилечу в Х, отбомблюсь и обратно без посадки приду. Да еще перед вылетом телеграмму в Х дам: «Вылетаю во столько-то». Согласны?

Ух, уцепился!

— Давай! — говорит.

Загорелся прямо. Вот петрушка! Ух, и дела!

И в конце прошлого месяца Кокки осуществил этот полет. Все вышло отлично. Правда, самому Володе пришлось сесть в Х из-за того, что сдал мотор.

— Ну зато посмотрел результаты, ознакомился с их мерами. Лично за себя, как отдельного летчика, немного огорчился, но считать это неудачей, даже частной, никак нельзя.

Обратно летел на машине другого летчика. Не хватило бензина и сели в каком-то свеклосовхозе.

— Вот радости свекловикам было! Весь район примчался на нас смотреть.

А ребята все долетели обратно, даже бензин потом на аэродроме сливали. Отлично вышло!

4 августа

Был майор Курбан. Рассказал забавную историю. Не то Сузи, не то Фокин испытывали на Горьковском заводе новый винт переменного шага. Поднялся он тысячи на полторы. изменил шаг винта, смотрит — за винтом капот полез вперед. Вот так фунт! Машину лихорадит. Ручку так бьет, что удержать в руках нельзя. Парень не прыгает: интересно посмотреть, что это с ней случилось? Когда машина очень заваливалась, он со всей силы бил по ручке кулаком в нужную сторону. Так допилил до земли. Сел, однако, помявшись.

— Не добил, окаянную! — жаловался он потом.

Другой случай. Один из летчиков летал в Щелково на перевернутом самолете. Шел бреющим полетом, делая бочки

в 1–2 метрах от земли, положил всех людей плашмя. И не учел, каналья, что при бочке она оседает на 1–2 метра, на высоте это не заметно, а у земли — гроб.

— И вот видим, провалился, пыль идет, грязь летит (на поле лужи были). Ну все уверены, что снесло ему череп, вылетели мозги. Самолет на бок. Туда санитарка, пожарная машина, бежим и мы. А он, сукин сын, вылезает из-под машины, весь в грязи и спрашивает:

— Где тут у вас умыться?

Козырек его спас. На три сантиметра будь он ниже — не было бы головы.

Интересная тема для рассказа. Тяжелый танк идет на подавление огневых точек противника. В большом удалении от своих позиций и перед самыми неприятельскими машина увязает в болоте. Ни тпру, ни ну. Все попытки бесполезны.

Командир советуется с товарищами. Решают уползти обратно и затем вернуться с буксиром. Водитель отказывается покидать машину. Настаивают. Бесполезно. Экипаж уползает, противник замечает это, открывает огонь. Водитель задраивает люки. Через некоторое время у танка собирается враг. Пробует люки — не поддаются. «Люди ушли, мы сами видели». Однако для острастки дают несколько выстрелов в смотровые щели. Водитель затаился, молчит.

«Убит, наверное. Что будем делать? Сжечь?» «Нет, зачем. Вызовем подмогу, отведем к себе, пустим против хозяев этой машины»

Скоро прибыли три танкетки врага. Прицепили тросы и вытянули машину из болота. Как только она оказалась на твердом грунте, водитель включил моторы, полоснул растерявшихся конвоиров из пулемета, развернулся и повел машину к своим. За ним, влекомые тросами, упираясь, громыхали три танкетки.

Так они и дошли до неожиданной для них базы.

24 сентября

Хочется, хоть бегло, записать дела этих дней. За последнюю неделю перевернулся весь мир. Да и записывать, собственно, некогда было — сидели безвылазно в редакции.

Итак. 16-го я ушел из редакции поздно. И 17 сентября благополучно спал до часу. Разбудила жена:

— Феня (домработница) говорит, что выступил по радио Молотов. Сказал, что не закупайте продуктов — на всех хватит, а карточек вводить не будем.

Это все, что Феня уловила в речи. Включил радио: передают воинственную симфоническую музыку. Эге! Спустя двадцать минут объявляют, что скоро дадут отклики на речь т. Молотова.

Оделся и, не завтракая, в редакцию. А тут уж все досрочно в сборе. Возбуждены. Говорят. Смотрят карту. ТАСС уже прислал и речь. Прочел.

Летучка была очень короткой. Яша Ушеренко призвал всех честно трудиться на своих местах, и разошлись. Нашему отделу поручили и отклики.

Около 3 часов позвонили от М.М. Кагановича — просили приехать на митинг в наркомат. Я поехал. Настроение у всех там воинственное. Толя Ляпидевский показал мне целую пачку заявлений от летчиков с просьбой послать их на фронт. Приходили люди и при мне.

— Что ты с ними думаешь делать?

— Доложил наркому, а он как шуганет меня. Тут, кричит, работать нужно. А я и сам проситься хотел.