Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
9 ноября.
Сегодня был на передаче танков «КВ» построенных на средства, собранные полярниками. Об этом написал (см. «Правду» за 10 ноября). Обратно ехал вместе с зам. нач. АБТУ армейского комиссаром Бирюковым.
Он рассказывал:
— Последний приказ т. Сталина о танках мы писали два раза. Первый раз Хозяин вызвал нас троих (меня, Федоренко — нач. АБТУ, и еще одного), рассказал все, что надо. Мы написали. Он забраковал. Мы переделали. Он после этого сам три часа редактировал. До чего сильно сидит в нашем сознании старая концепция! Вот, например. Написали мы в проекте: танки идут на полной скорости, ведут с хода
И он сел к столу и своей рукой поправил: «ведут огонь с хода, хотя он и будет бесцприцельным».
Потом Бирюков рассказал:
— В феврале вызвал нас т. Сталин и спросил:
— Вам известно, что КВ стоят?
— Да.
— Почему?!
— Снег глубокий
— А Т-34 и немецкие ходят?
— Да.
— Почему?
— Они легче.
— Почему же вы не облегчите КВ?!
И он тут же продиктовал приказ, а т. Молотов записывал, об облегчении КВ. Он предложил снять с него запасные бачки, уменьшить индивидуальный запас и т. д. Но, в то же время, запас снарядов — увеличил.
21 ноября.
Хочется написать, с каким нетерпением все ждали 6 ноября. Будет или нет торжественное заседание? Выступит или нет т. Сталин? Даже утром 6 ноября не было известно: состоится ли заседание. В этот день я с Папаниным уезжали за город на передачу танков «Советский полярник» (не состоялось из-за технических неурядиц и перенесли на 9 ноября), волновались, что опоздаем. Вернувшись в 4 часа начали осторожненько звонить — неизвестно. Я приехал в редакцию.
А в 5 принесли билеты. Мне не было. Поспелов вызвал меня, извинился: «Дали очень мало, Вы были в прошлом году. Поэтому избрали Гершберга».
Ребята поехали в Кремль (в Большой дворец). Мы сели у репродуктора в комнате Гершберга. Набилось полно. И слушали Сталина. Было слышно довольно хорошо, даже сердитую реплику «Потушите!» (прожектора). Киношники после плакались, что вторую часть доклада им пришлось перемонтировать, дополнять и т. д., ибо не досняли (без света — нельзя).
А вот парада не было. Ждали всю ночь, ушли в 7 ч. утра, заказав будить, ежели будут проблески. Но так и не было. В прошлом году билеты получили часа за два до парада.
Позже мы узнали, что буквально через 2 часа после торжественного заседания т. Сталин уже снова занимался делами и, в частности, утвердил план увеличения суточной добычи под подмосковному бассейну с 35 000 тн. до 60 000 тн. А 35 000 тн. — довоенный уровень. В связи с этим, числа 10-го в бассейн выехала правительственная комиссия в составе Вознесенского, Попова (секретаря МК) и др. Был с ними и Гершберг.
В начале ноября в Москве начали снова освещать центральные улицы. Освещение хилое, щупленькое, но для взгляда — вещь совершенно необычная. Едешь, как по городу! Вот только маскировка совсем расклеилась, дома светятся — удивительно быстро москвичи забывают о войне и воздухе.
В ночь с 14 на 15, наконец, выпал снег. Сразу пейзаж стал зимним и сразу устарели все снимки. Но довольно тепло, сегодня = -4 °C.
15-го с Калининского
Основное: ливень и неорганизованность. Ливень враз размыл все дороги. Артиллерия, танки встали, снаряды пришлось таскать на руках за 15–20 км., на это мобилизовали всех, все штабы, газетчиков, связистов и т. д. Неорганизованность: на узкий участок было брошено слишком много сил, боевые порядки перемешались, управление было потеряно, залпы иной раз накрывали не то, что нужно.
Отлично действовала АДД. Остальная авиация — хуже.
Разыскал Левка двух панфиловцев — двух героев из погибших 28. Их фамилии — Васильев и Шемякин. Много они претерпели с доказательством своего тождества. Писать о них пока не стоит.
30 ноября.
Центральная тема — наступление наших войск в районе Сталинграда и на центральном фронте. Особенно ошеломительно на всех подействовало сообщение Информ-бюро о Сталинградском наступлении. Это было 22 ноября. Часиков в 12 ночи прибежала ко мне курьер Соня, пожилая, спокойная, вечно зябнущая или болеющая зубами женщина.
— Ой, т. Бронтман, идите скорее слушать!
Слушали, буквально затаив дыхание. Чувствовался какой-то огромный душевный подъем. Потом все кинулись по этажам, по кабинетам.
— У меня даже волосы от радости подымаются, — сказала Соня.
Прямо праздник! Я сел и написал передовую «Будет и на нашей улице праздник!» (помещена 23 ноября).
В Москве только и разговоров. Летчики звонят каждый день: нет ли известий новых? Подъем всюду. Хирург центрального института переливания крови Софья Борисовна Вихирева рассказывала мне, что сразу после опубликования коммюнике вдвое увеличился поток доноров. Хирурги с ног сбились, работают не глядя («в вену ли, нет ли..») до 10–11 вечера.
У Москвичей появилось приветствие: «С „Последним часом“ вас!»
И все ждали «Последнего часа». Когда же дня через три его перестали передавать и включили вести о наступлении в обычную сводку, у всех наступило этакое разочарование.
Немцы и остальная пресса меж тем усиленно писали о нашем наступлении в районе Ржева, Торопца, Великих Лук и на Волховском фронте. Мы (в редакции) ждали официальных вестей.
28 ноября они последовали. Был дан последний час о нашем наступлении на Центральном фронте. Я написал передовую «Новый удар по врагу» (напечатана 29 ноября). Дали несколько корреспонденций (Полевого, полк. Артеменко), сменив у них номерки «Калининский» и «Западный» фронты на «Центральный».
Маемся с корреспондентами. Севернее Сталинграда — Лидов и Ляхт (Григоренко), южнее — Куприн и Акульшин. Положение там такое: в первые же два-три дня нам удалось окружить сталинградскую группировку немцев (примерно 12 дивизий), сейчас кольцо сжимается. Немцы яростно стремятся прорвать кольцо и извне и изнутри. Об окружении пока не даем, ждем результатов. Немцы уже вынуждены снабжать свой мешок на самолетах и наши за два последних дня сбили 72 транспортных самолета. Одновременно удар расширяется по флангам, на юге подошли почти к Котельниково, на севере — идем к Морозовской.