Дневники казачьих офицеров
Шрифт:
За это время у станции были наспех собраны около тридцати порожних товарных вагонов и пущены навстречу бронепоездам.
Ввиду уклона от станции на Камышиваху наш склепанный состав вагонов развил большую скорость, наскочил на их бронепоезд, совершенно исковеркал его, а в это же время два моих полка обозначили атаку в направлении на железнодорожный виадук у Камышивахи.
Противник растерянно отступил и занял позицию по насыпи железной дороги на Луганск, где и оставался до темноты.) При обследовании места столкновения поездов выяснилось, что вся команда бронепоезда противника погибла под нагроможденными вагонами. Нашим разъездам удалось подобрать кое-какие товары, в том числе около 200 полушубков и валенок, патроны, сахар и др.
Не получая никаких новых приказаний и ориентировок и зная; что моя дивизия далеко в тылу всех наших
42
Миронов Филипп Кузьмич — р. в 1872 г., в Великой войне войсковой старшина, командующий 32-м Донским казачьим полком (1917). Командир красной бригады, 1-й Усть-Медведицкой стрелковой дивизии и группы войск (1918), врид командующего 16-й армией (1919), командующий 2-й Конной армией (1920), расстрелян красными (1921).
В этот день, 12 декабря, все время шел мокрый снег и дул сильный ветер, дивизия совершила очень трудный переход до села Мануиловка, куда мы подошли по густой темноте. Я шел в голове дивизии, и перед селом меня встретила депутация от населения, приняв за начальника большевистских частей, хлебом и солью. В своих приветствиях они проклинали белых, восхваляя красных (было темно, и под бурками не видны наши погоны). Я остановил словоохотливых и неосторожных представителей и заявил, что я белый командир, а не красный! Депутаты остолбенели, начали метаться, но мы им ничего не сделали, а двоих представителей помоложе как следует выпороли.
16 декабря, оставив дивизию в Мануиловке, я с сотней 1-го Лабинского полка выехал в село Чернухино, откуда по телефону, наконец, связался с командиром корпуса генералом Кутеповым, который сообщил мне, что у него на левом фланге (приблизительно в районе станицы Железной) начались бои с наступающим противником со стороны Славянска.
По телеграфу донес генералу Врангелю о положении дел у меня и разговоре с генералом Кутеповым. От Врангеля получил приказ спешно идти к Слободе Ровеньки, где получу дополнительные приказания через генерала Мамантова, который с Донским корпусом находился в районе Провалье. Для усиления правого фланга Добр-армии и разведки было приказано оставить в Чернухине в распоряжении генерала Кутепова один конный полк.
К утру 14 декабря я был уже в Мануиловке; возвратившаяся разведка донесла, что села Луганское, Троицкое и окрестности Дебальцева заняты красными, но в направлении на Луганск противник не обнаружен. Добытые сведения вечером сообщил генералу Кутепову, который находился на станции Дебальцево.
На ночь дивизия остановилась в селах Чернухине и Городище. Остатки 3-го корпуса — Партизанский полк под командой полковника Соломахина, [43] был оставлен в Чернухине в распоряжении генерала Кутепова.
43
Соламахин Михаил Карпович — р. 9 июля 1888 г., казак ст. Некрасовской ККВ. Окончил Елисаветградское кавалерийское училище (1911), ускоренные курсы академии Генштаба (1917). В 1911–1918 гг. офицер 1-го Хоперского Е. И. В. Великой Княгини Анастасии Михайловны полка ККВ, в Великой войне орден Святого Георгия 4-й ст. (1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, полковник, командир 2-го Кубанского Партизанского конного полка (1919). В эмиграции в Югославии, начальник штаба ККВ, Генерального штаба генерал-майор, начальник Казачьего военного училища, в мае 1945 г. выдан в Лиенце, отбыв 10 лет лагерей, проживал на Кубани, умер в 1967 г.
Утром 15 декабря дивизия по приказу, данному ранее генералом Врангелем, выступила из Чернухина и на другой день прибыла в Слободу Ровеньки. Стояли сильные ночные морозы, от них здорово страдали бойцы и лошади!
В Слободе Ровеньки я застал
Генерал Мамантов имел задачу, отходя медленно, закрывать подступы к дорогам на Новочеркасск, а при удаче на главном фронте действовать в направлении на Луганск — Славяносербск. Настроение донцов было приличное, части почти полного состава. 1-й, 2-й, 3-й Донские полки мной были переданы генералу Мамантову.
Ночь прошла спокойно, но к утру донская разведка донесла, что противник силой до дивизии конницы движется на Слободу Ро-веньки от Луганска. В течение дня конницу на этом направлении мы не заметили.
17 декабря утром части противника повели наступление на Слободу Ровеньки. Отбить это наступление были назначены от моей дивизии 1-й Уманский и 1-й Лабинский полки, а от донцов один конный полк. Три конных полка под моей командой атаковали противника, атака была доведена до удара холодным оружием, противник не выдержал нашего натиска и бежал, потеряв около 800 человек убитыми и ранеными. Наши части преследовали красных до Первозвановки.
18 декабря генерал Мамантов со своими частями перещел из Слободы Ровеньки к селу Провалье, но к вечеру того же дня ко мне прибыл урядник моего взвода для связи с Мамантовым и доложил, что весь Донской корпус сосредоточился в районе Гукова, то есть в 12 верстах от Провалья. Это мне показалось подозрительным, так как мы договорились, что я буду в Слободе Ровеньки, а генерал Мамантов в Провалье. Разведка же наша должна находиться, кроме фланговой, на линии Первозвановка — станция Каменская. Значит, Мамантов не предупредил меня о своем переходе дальше на юг к Гукову.
19 декабря я с дивизией отошел на хутор Верхне-Крепинский, о чем доложил генералу Мамантову перед выступлением из Ровенек. Придя в хутор, я с дивизией выступил на Александр-Грушевский с тем, чтобы уже безостановочно двигаться в Кубанскую область, где шло в это время формирование новой Кубанской армии. Кадры полков, находящиеся у меня, были необходимы на местах формирования кубанских частей.
На фронте, при наличии Донского корпуса, моя дивизия уже не имела определенной задачи, тем более что противник после боя у Слободы Ровеньки не показывался на нашем участке фронта.
21 декабря дивизия прибыла в Новочеркасск, где царила паника, темные силы начали разбивать магазины, красть товары, пьянство шло повальное, как у населения, так и у солдат, откуда-то появившихся в городе.
По прибытии в город я явился к командующему Донской армией генералу Сидорину, [44] который был очень угнетен и ничего определенного мне не мог сказать; от меня первого он узнал, что Донской корпус тоже недалеко от Новочеркасска.
Дивизия расположилась на ночлег на улицах за неимением мест (город был забит донскими частями и беженцами). Ночью в районе расположения дивизии шайки пьяных воров нападали на коновязи наших частей с целью увести лошадей, но это им не удалось, так как казаки не спали, а к утру в районе дивизии насчитали около двадцати трупов из шаек, нападавших ночью.
44
Сидорин Владимир Ильич — р. 3 февраля 1882 г., казак ст. Есауловской ВВД. Окончил Донской кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1902), офицером 2-го Восточно-Сибирского батальона участвовал в Русско-японской войне. Окончил академию Генштаба (1910), офицерскую воздухоплавательную школу (1910). В Великой войне и. д. начальника штаба 102-й пехотной дивизии (1915–1917), Георгиевское оружие (4 июля 1915 г.), орден Святого Георгия 4-й ст. (26 августа 1916 г.), полковник (15 августа 1917 г.), начальник штаба 3-го Кавказского армейского корпуса (до сентября 1917 г.). Начальник штаба походного атамана ВВД (с декабря 1917 г.), участник Степного похода (февраль 1918 г.), генерал-майор (май 1918 г.), командующий Донской армией (февраль 1919 г. — март 1920 г.), генерал-лейтенант (февраль 1919 г.), командир Отдельного Донского корпуса (март — апрель 1920 г.). В эмиграции в Чехословакии, Германии, умер в Берлине 20 мая 1943 г.