Дневники принцессы

Кэбот Мэг

Но Джош со мной заговорил. Он сказал:

– Знаешь, я согласен с тем, что ты сейчас говорила в кафе. Ну, насчет того, чтобы беречь здоровье и все такое. По-моему, это, знаешь, клевая позиция.

Я почувствовала, что краснею, было такое впечатление, что лицо загорелось. Я стала перекладывать учебники в шкафчике и сосредоточилась на том, чтобы ничего не уронить. Жалко, что у меня теперь короткие волосы, а то я могла бы опустить голову и скрыть покрасневшие щеки.

– Угу, – сказала я очень умным голосом.

– Ну, – говорит Джош, – ты идешь

с кем-нибудь на танцы или нет?

Я уронила учебник алгебры. Он заскользил по полу и отлетел в сторону. Я наклонилась, чтобы его поднять, и вместо ответа только хмыкнула:

– Гм.

Из учебника выпали старые исписанные листки, чтобы их собрать, мне пришлось встать на четвереньки. Стою я, значит, на четвереньках и вдруг вижу, что длинные ноги в серых фланелевых брюках сгибаются, а еще через секунду я вижу прямо перед собой лицо Джоша.

– Держи.

Он протянул мне мой любимый карандаш с меховым помпоном на кончике.

– Спасибо, – говорю я.

Тут я совершила большую ошибку: посмотрела в его невероятно голубые глаза. От их взгляда я ослабела, так сильно они на меня подействовали.

– Нет, – говорю я слабым голосом, – я ни с кем не иду на танцы.

Тут зазвенел звонок. Джош сказал:

– Ладно, увидимся.

Он ушел, а я осталась, все еще в шоке. Джош Рихтер со мной разговаривал! По-настоящему разговаривал, и даже два раза! В первый раз, наверное, за целый месяц мне стало все равно, что у меня двойка по алгебре. Мне стало наплевать, чем мама занимается с моим учителем. Мне стало наплевать, что я наследница трона Дженовии. Мне стало наплевать даже на то, что моя лучшая подруга со мной не разговаривает.

Кажется, я Джошу Рихтеру нравлюсь.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ:

Алгебра:??? Не помню!!!

Английский:??? Спросить у Шамики.

История мировой цивилизации:??? Спросить у Лилли. Нет, у Лилли нельзя, она со мной не разговаривает.

ТО: не задано.

Французский:???

Биология:???

Господи боже, только из-за того, что я, может быть, немного нравлюсь одному мальчику, я совершенно потеряла голову. Я сама себя презираю.

Четверг, ночь

Бабушка говорит:

– Что ж, естественно, ты мальчику понравилась. А почему ты могла ему не понравиться? Благодаря стараниям Паоло и моим урокам ты стала гораздо лучше.

Ну спасибо, бабушка. Как будто я не могу понравиться ни одному парню просто так, сама по себе, а не потому, что я вдруг оказалась принцессой и у меня на голове стрижка за двести долларов. За эти слова я ее почти возненавидела. Да, серьезно. Я знаю, что ненависть к людям – дурное чувство, но я действительно почти ненавижу бабушку. Во всяком случае, я ее очень не люблю. Я хочу сказать, мало того что она ужасно тщеславная и думает только о себе, она еще и злая по отношению к людям.

Вот сегодня, например, бабушка решила, что в целях моего обучения стоит сходить пообедать где-нибудь

за пределами отеля, чтобы я научилась общаться с прессой. Но когда мы вышли из отеля, никакой прессы не было, только один молодой репортер из «Тайгер бит» или чего-то в этом роде. Наверное, все настоящие репортеры разошлись по домам обедать. (Кроме того, репортерам не интересно налетать на тебя, когда ты подготовился к встрече, они появляются только тогда, когда их меньше всего ожидаешь. Они от этого балдеют, во всяком случае, насколько я могу судить по своему опыту.)

Как бы то ни было, я была очень рада – кому это нужно, чтобы репортеры окружали его со всех сторон, орали, задавали всякие каверзные вопросы и светили тебе в лицо своими вспышками? Поверьте мне, я теперь повсюду вижу большие лиловые пятна.

Но когда Хэнс подал машину и я в нее садилась, бабушка велела подождать минутку и вернулась в отель. Я подумала, что, может, она забыла диадему или еще что-нибудь, но она вернулась буквально через минуту и в точно таком же виде, в каком уходила.

Затем мы подъезжаем к ресторану, а это «Четыре сезона», и перед ним полно репортеров! Сначала я подумала, что в ресторан пришла какая-нибудь знаменитость, Мадонна, например, или Брэд Питт. Но все репортеры бросились ко мне, стали меня фотографировать и задавать вопросы:

– Принцесса Амелия, расскажите, каково это, расти в семье матери-одиночки и в один прекрасный день узнать, что ваш отец стоит триста миллионов долларов?

Или:

– Принцесса, кроссовки какой фирмы вы носите?

Я так разозлилась, что напрочь забыла о своем страхе перед конфронтацией. Повернувшись на сиденье, я посмотрела на бабушку и спрашиваю:

– Откуда они узнали, что мы едем сюда?

Бабушка, не поднимая головы, продолжала рыться в своей сумочке, ища сигареты. Вместо ответа она проворчала:

– Куда я подевала зажигалку?

– Это ты их вызвала, не так ли? – Я была настолько взбешена, что у меня перед глазами все расплывалось. – Это ты позвонила репортерам и сообщила, что мы едем сюда!

– Не говори глупости, – отвечает она, – у меня не было времени звонить всем этим людям.

– А тебе и не надо было звонить всем, ты могла позвонить кому-то одному, а остальные потянулись за ним. Бабушка, зачем ты это сделала?

Бабушка закурила. Терпеть не могу, когда она курит в машине.

– Амелия, – отвечает она, – это существенная часть жизни принцессы. Ты должна научиться общаться с прессой. Из-за чего ты так раскипятилась?

– Так это ты рассказала обо всем Кэрол Фернандес? – спросила я очень спокойно.

Она пожала плечами с таким видом, как будто хотела сказать: «Ну и что такого?», и говорит:

– Конечно, я.

Тут я закричала:

– Бабушка, как ты могла?

Она удивилась, вроде даже растерялась.

– Я говорю серьезно! – кричу я. – А папа думает, что это сделал мистер Джанини! Они с мамой из-за этого очень сильно поссорились. Она говорила, что это ты, а папа ей не верил.