Дневники режиссера. Кино о войне. Чухрай, Бондарчук, Быков, Ростоцкий, Герман, Озеров, Лиознова, Кулиш, Шепитько, Говорухин, Роговой, Смирнов, Рязанов
Шрифт:
Жора и Вася скакали не хуже лихих джигитов, а вместо меня хотели снимать дублершу. Но я так не хотела. Возвращаясь в Москву, я каждое утро – к 7 часам – ездила на ипподром, на закрытый манеж. Инструктор подводил здоровенного, как шкаф, коня, я ставила лесенку и залезала на него. Страху натерпелась! И вот через пару дней я снова взгромоздилась, конь сделал несколько шагов, остановился рядом с зеркалом и посмотрел назад, на свое отражение. Смеялась я тогда до слез и после этого перестала бояться лошадей…»
Однако в Туркмении, на съемках, Покровской было уже не до смеха. Там ей выдали коня по кличке Адлер, который во время съемок эпизода погони басмачей за героями фильма едва не угробил свою наездницу. Сцена снималась рядом со рвом, мимо которого должны были проскакать актеры. Однако Адлер, который был не ипподромным конем, пошел на обгон двух скакунов, на которых сидели Юматов
Спустя несколько дней угроза гибели уже нависла над вторым режиссером фильма Владимиром Златоустовским. По его же словам: «Басмача-предателя играл ашхабадский художник, который панически боялся высоты. А тут ему по роли надо было подстреленным падать со скалы. Мы с ним примерно одного роста, вот я и решил «упасть» вместо него. Туркмены внизу натянули брезент, я повернулся спиной, шагнул вниз и… промахнулся! Рухнул башкой прямо им на руки. «Страховщики» испугались и тут же бросили меня вместе с брезентом. Очнулся – «Скорая», врачи, сотрясение мозга…»
Едва не погиб в той экспедиции и оператор фильма Михаил Кириллов. Так, чтобы снять рельсы под мчащимся поездом, ему пришлось привязать себя под вагоном и снимать в таком положении. Однако в тот момент, когда поезд замедлил ход, веревки развязались и оператор упал на рельсы. К счастью, трагедии не случилось – Кириллов угодил только в больницу. Однако над съемками нависла угроза длительного простоя. Кириллов стал уговаривать режиссера взять вместо него другого оператора. Но Роговой наотрез отказался это делать, считая, что это будет предательством – ведь Кириллов отснял уже большую часть фильма. Поэтому на те несколько недель, что он провалялся на больничной койке, его место за камерой временно занял сын Кириллова Андрей, который тогда заканчивал ВГИК (он потом снимет фантастический блокбастер «Москва – Кассиопея»).
За исключением описанных эпизодов туркменская экспедиция прошла без эксцессов. Даже Юматов не подводил группу, не беря в рот ни капли спиртного. Во многом это объяснялось тем, что он был влюблен в свою партнершу – Покровскую. Однако та не могла разделить его чувство, поскольку была тогда влюблена в другого мужчину – своего будущего мужа. По ее словам: «То, что Жора ко мне неравнодушен, было видно невооруженным глазом. Но я делала вид, что ничего не происходит. Я уже тогда встречалась со своим будущим мужем, за Жору очень переживала Муза. У нас бы ничего не вышло… Поэтому мы везде ходили втроем: Жора, Вася и я. Прямо как в фильме. Помню, в Ашхабаде мы вышли после съемок погулять. Вася взл меня за руку, помогая спрыгнуть с высокого бордюра. Юматов рассвирепел и бросился бежать, не разбирая дороги. А на 8 Марта они мне сделали роскошный подарок: пробрались в ашхабадскую валютную «Березку» и купили французские духи «Магриф», которые считались страшным дефицитом…».
Главпур – против, народ – за Туркменская экспедиция продлилась до 23 марта. Затем съемочная группа вернулась в Москву, где начался монтаж фильма. Он продолжался недолго, поскольку большая часть монтажно-тонировочных работ была уже проведена в процессе съемок. 9 апреля 1971 года все работы по фильму были завершены, и он был представлен на суд худсовета Киностудии имени Горького. Тот принял его практически без поправок. Однако в Госкино на его счет сложилось иное мнение. Там к фильму отнеслись куда строже: заставили вырезать из него ряд эпизодов (в частности, под ножницы попала сцена расстрела фашистами советского офицера) и дали ему, под давлением военспецов из Главного политуправления армии, 3-ю категорию. Подкачали и прокатчики, которые выпустили «Офицеров» на широкий экран в разгар отпусков – 26 июля. И хотя место для премьеры было выбрано самое престижное – столичный кинотеатр «Россия», однако народу в огромный зал набилось чуть больше половины. Однако на том просмотре оказалась жена министра обороны СССР Андрея Гречко, которая была настолько потрясена увиденным (в главной героине фильма она узнала себя в молодости), что в тот же день поделилась своими впечатлениями с мужем. Тот затребовал копию фильма к себе и отправился ее смотреть на дачу к Брежневу. И обоим «Офицеры» понравились. Вот почему в сентябре, когда в столицу подтянулся отпускной народ, состоялась вторая премьера фильма. И она уже прошла при полном аншлаге. Как итог: в прокате 1971 года «Офицеры» взяли 1-е место, собрав на своих сеансах 53, 4 млн. зрителей. По итогам последнего пятилетия «Офицеры» заняли 6-е место
По опросу журнала «Советский экран» лучшим актером 1971 года был назван Василий Лановой за роль Ивана Варравы в фильме «Офицеры». По правде говоря, справедливым было бы в этом случае назвать лучшими двух актеров, приплюсовав сюда и Георгия Юматова. Но его кандидатура почему-то не рассматривалась.
Сразу после выхода «Офицеров» в прокат благополучно разрешилась судьба самого юного актера фильма – Володи Селиванова, который сыграл роль годовалого внука Алексея Трофимова. Как мы помним, от мальчика вскоре после его рождения отказались его родители и он оказался в детском доме. Однако по воле случая мать мальчика оказалась на одном из показов «Офицеров» и узнала в юном актере своего сына. И хотя до этого у нее и в мыслях не было забирать его обратно (она обходилась без него почти полтора года), здесь сердце непутевой мамаши дрогнуло. И спустя несколько дней после посещения кинотеатра она забрала сына из детдома.
Лучший фильм о войне… без войны («Баллада о солдате», 1959)
Несмотря на то, что после смерти Сталина минуло уже пять лет и в стране бушевало время, именуемое «оттепелью», идеологические путы продолжали сковывать советское искусство, в том числе и кинематограф. Освободившись от одних мифов, мастера искусств продолжали плодить новые. Взять тот же военный кинематограф. На смену таким суперпафосным постановкам, как «Третий удар» (1948) или «Падение Берлина» (1950), пришли пусть менее пафосные «Бессмертный гарнизон» (1956) или «Без вести пропавший» (1957), но правды войны в них было не многим больше, чем в творениях сталинского кино. Главные герои новых фильмов если и погибали, то также красиво и героически, как это было раньше (в «Третьем ударе» солдат Минутко зажимал зубами телеграфный провод, чтобы обеспечить связь штаба армии со Ставкой Верховного Главнокомандования, и умирал под суровую музыку, звучавшую с экрана, а в «Бессмертном гарнизоне» почти под такую же музыку погибали защитники Брестской крепости). У людей, знающих о войне не понаслышке, такое кино вызывало либо отторжение, либо снисходительную ухмылку. Вот почему многие советские кинорежиссеры, сами прошедшие войну, не спешили обращаться к этой теме в своих произведениях, поскольку знали, что настоящую правду им снять не дадут. Станислав Ростоцкий снимал мелодраму из деревенской жизни («Дело было в Пенькове»), Владимир Басов экранизировал дилогию К. Федина «Первые радости», Георгий Чухрай обратился к экранизации лавреневской повести «Сорок первый». Но в глубине души каждый из них продолжал вынашивать идею снять когда-нибудь хорошее кино о Великой Отечественной.
Первым на это решился Чухрай, у которого буквально душа обливалась кровью, когда он видел, какое кино «про войну» снимают, а точнее будет сказать «клепают» его коллеги по режиссерскому цеху. По его же словам: «Меня огорчало, что даже в хороших фильмах были кадры с солдатами, которые шли в атаку, «красиво» умирая на глазах у зрителей. Я думал: «В этой цепи, среди атакующих, мог быть и я, а зритель, развалившись в кресле, любовался бы, как я красиво умираю». За войну я видел очень много смертей и знаю: смерть никогда не бывает красивой. Любоваться ею безнравственно. И тогда я решил, что обязательно сниму фильм о своем сверстнике – русском солдате. Я еще не знал, каким будет мой фильм. Но я уже твердо решил, что в этом фильме не будет показана смерть героя – это, казалось мне, зрелище неэстетическое…»
Все началось летом 1957 года, когда по экранам страны с триумфом шел первый фильм Георгия Чухрая «Сорок первый». Как-то домой к режиссеру заявились два сценариста – Валентин Ежов и Будимир Метальников, которые предложили ему осуществить совместный проект – фильм на колхозную тему. Сюжет был незамысловат: председатели двух разных колхозов соревнуются между собой не только на трудовой ниве, но и на личной – они оба влюблены в красивую девушку-доярку. Чухраю проект не понравился, и он рассказал сценаристам свой – про молоденького солдата, который едет с фронта в отпуск к своей матери. Гости сказали, что это намного лучше, чем треволнения двух колхозных председателей. И согласились облечь чухраевскую идею в сценарную плоть.