Дни боевые

Кузнецов Павел Григорьевич

* * *

Соединившись со своей демянской группировкой, гитлеровцы все свое внимание сосредоточили на усилении обороны "рамушeвского коридора". Наши соединения, обессилев от безуспешных контратак, приводили себя в порядок, делали перегруппировки и накапливали силы.

Весна в том году на Ловати оказалась поздней, затянувшейся и непогожей. Над лесами и болотами висело низкое хмурое небо. По утрам землю окутывал густой туман, по два - три дня кряду вперемешку с крупными хлопьями мокрого снега моросил дождь.

Весна принесла с собой

много новых осложнений, главное из них бездорожье.

О крупных наступательных операциях и боях не могло быть и речи.

Восточные подступы к Борисово превратились в труднопреодолимое препятствие: торфянистая, поросшая мелким кустарником и изрытая воронками низина покрылась водой, и передвижение по ней стало почти невозможным.

Вместе с весной пришел приказ о прекращении наступательных боев.

Мы провели совещание командиров и комиссаров частей. Это совещание помогло нам лучше узнать нужды частей, принять правильное решение и наметить ряд мероприятий. Все, что было в наших силах, мы сделали быстро. Командиры частей получили указания и приступили к организации обороны, перегруппировкам, перестройке огневой системы и инженерному оборудованию.

Катастрофический характер в это время приобрели перебои в снабжении войск боеприпасами, продовольствием, фуражом.

Перебои в снабжении были вызваны весенней распутицей, неподготовленностью к ней армейских тыловых органов, дорожной сети и транспорта.

Вздувшаяся Ловать нарушила установившуюся за зиму связь между берегами. Все коммуникации левого берега потянулись теперь на север к единственному мосту у Парфино, который связывал войсковые части, занимавшие левый берег, с дивизионными и армейскими тылами, оставшимися на правом берегу.

Гитлеровцы усилили обстрел тыловых дорог, главным образом подъездных путей к переправе, н самого моста. Войсковые тылы ежедневно несли потери. По самое тяжелое положение сложилось в армейском тылу.

От станции Крестцы до Парфино, на протяжении шестидесяти - семидесяти километров, стояли сотни застрявших в топкой грязи машин.

Спешно строилась деревянная колейная дорога, но эта трудоемкая работа требовала длительного времени. На станции снабжения скопилось множество грузов, которые невозможно было доставить в части. Дивизии перешли на голодный паек.

С каждым днем паек красноармейцев и командиров сокращался. Люди слабели. Отпуск фуража конскому поголовью прекратился вовсе. Начался падеж скота.

Огонь на фронте еле-еле поддерживался, боеприпасы не пополнялись. Суточная норма расхода боеприпасов составляла пять патронов на активную винтовку, пятьдесят - на пулемет, а на весь дивизионный артполк только тридцать снарядов.

У противника дела обстояли, видимо, не лучше. Вначале гитлеровцы проявляли некоторую активность, а потом тоже стали экономить и чаще отмалчивались.

Со старорусского аэродрома непрерывным потоком вдоль "рамушевского коридора" потянулись транспортные "Ю-52" для снабжения демянской группировки.

Тяжело груженные, шли они в тумане низко над лесом, не выпуская из виду единственный, хорошо заметный ориентир - шоссейную дорогу. Иногда, потеряв ориентировку, самолеты отклонялись от трассы и появлялись между Борисовом и Ловатью, прямо над нашим расположением. Начиналась азартная охота. По воздушному противнику стреляли все, у кого имелись боеприпасы. Было сбито несколько самолетов.

Охота за самолетами, хотя и оживляла положение на фронте, но не могла заслонить того, что тревожило всех, - прорыва в снабжении. Люди получали в день по два - три сухаря. Да и сухари подходили к концу.

В этот наиболее тяжелый период генерал Морозов вызвал меня на провод.

– Как дела с продовольствием?
– спросил он.
– Тянете еще?

– Плоховато!
– чистосердечно признался я.
– Плоховато и с продовольствием и с боеприпасами.

– Помогу вам авиацией, - пообещал командарм.
– К ночи подготовьте площадку для приема грузов, обозначьте кострами. Прилетят "У-2". Грузы строго учитывайте и делите на три части: одну - себе, две остальные соседям, Батицкому и Шатилову.

Мне показалось немного странным, что я должен получать и распределять грузы на половину армии. "Ну да ладно, - подумал я, - были бы продукты, а распределить их легче всего".

– Когда ожидать самолеты?

– Ориентировочно к 23.00. Установите на площадке дежурство да проверьте лично сами!
– приказал генерал.

Площадку я выбрал на поляне, примыкающей к западному берегу Ловати, в километре от своего КП, и поручил саперам подготовить ее. Ночью к указанному времени я пришел туда в сопровождении адъютанта.

По краям площадки едва заметно попыхивают три костра. Команда по приему грузов уже на месте.

– Слышите, товарищ полковник? Тарахтит. Подходит как будто, - говорит Пестрецов.

Из-за леса появляется самолет и на бреющем полете с шумом проносится над нашими головами.

"Принимай!" - слышится с высоты веселый голос, и что-то темное летит оттуда прямо на нас.

В эту ночь авиация доставила нам сухари, консервы, овес. Однако, несмотря на то что продукты сбрасывались с небольшой высоты, они портились: сухари в мешках крошились, консервные банки в ящиках мялись и частично приходили в полную негодность, а овес, разрывая мешки, рассыпался по всей площадке. От дальнейшей доставки овса пришлось отказаться.

В следующую ночь нам сбрасывали на парашютах боеприпасы, а затем еще несколько ночей подряд - продовольствие и боеприпасы.

Хотя грузов мы приняли немного, но они все-таки очень помогли нам.

Плохо было с фуражировкой. В течение трех недель нам совсем не доставляли фуража. Чтобы сохранить поголовье, ездовые и повозочные сдирали с оставшихся крыш полусгнившую солому, собирали хвою, варили все это в своих котелках и подкармливали лошадей.

Тяжелую весну пережили мы на Ловати!