Дни изгнания
Шрифт:
– Из кого?
– Из Народа. Голубоглазые зовут их Западным Народом, а сами они называют себя просто Народом. Но что-то давненько их не было. Когда я был маленьким мальчиком, они частенько приводили своих коней, но это было давно. Может, порожденные демонами голубоглазые пытались их поработить, но спорю на что угодно, нелегкая это работа. Я слышал, что жители Элдиса вроде как торгуют с ними – меняют железные изделия на коней.
– Железные изделия? Эти идиоты голубоглазые дают Народу железо? – Афель вскочил и отошел от костра. – Беда и еще раз беда на их головы!
– Что? Я не понимаю. Кажется, Западному Народу нужно железо,
– Я не могу тебе объяснить. Ты хороший человек, хоть и голубоглазый, но если я скажу тебе – я нарушу гэйс.
– Я бы никогда не предложил тебе сделать что-нибудь подобное. Больше я об этом и не заикнусь.
На следующий день Адерин поднялся еще до рассвета и покинул деревню до того, как жители ее начали просыпаться. Ему не хотелось устраивать грустное прощание. Он шел по старой, запущенной тропе, вьющейся среди пустынных холмов, и не встретил ни души – ни хорошей, ни плохой, пока вновь не вышел на широкую дорогу. Он видел вспаханные поля, сады вдоль дороги, кое-где стояли дома, а деревень было мало – все это совсем не походило на Дэверри. Домов стало больше, когда он подошел ближе к реке Эль, самому центру этой страны. Шесть дней пути привели его в Эльрис, настоящий город, в котором имелся даже постоялый двор, и не дешевый – зато чистый, пол в обеденной комнате был посыпан соломой.
Адерин отдал за ночлег несколько монет и сложил пожитки в узкой комнате на верхнем этаже. Хозяин гостиницы, Венлин, подал ему сытный обед, состоявший из наваристого говяжьего бульона, нескольких кусков свежего хлеба и кусочков яблок с медом. Он знал Западный Народ.
– Они говорят очень странно, можно язык сломать. Веселый народ, любят шутки, но у меня никогда не останавливаются. Я им, понимаете ли, не доверяю, нет. Они воруют, – будь я проклят, если нет, и все время врут. Не доверяю я людям, которые не живут в нормальных деревнях. Чего они все время скитаются, если им не от кого прятаться? – Венлин замолчал, чтобы наполнить кружку Адерина. – И бесчестят женщин. Да прямо в нашем городе живет девушка, которая родила их пащенка.
– А что, мужчины Элдиса не плодят ублюдков? Не надо судить весь табун по одной лошади.
– Сказать-то легко, добрый сэр, и, несомненно, сказано мудро. Но в этих парнях есть что-то такое… Девчонки просто вешаются им на шею, могу поклясться – кидаются на них, как кошки на кошачью мяту. Просто нервничать начинаешь – ну чего такого девчонки видят в этих чужаках? Хм. Женщины просто ничего не понимают, вот что я вам скажу.
Адерин вежливо улыбнулся, а Венлин поцокал языком и вздохнул, явно сожалея о том, что женщины так глупы.
– Скажи мне, добрый человек, – спросил, наконец, Адерин, – если я поеду по королевской дороге прямо на запад, смогу я встретиться с этим Народом?
– Обязательно, но зачем они вам? А уж если встретитесь, будьте чертовски внимательны и следите за мулом и конем. Им они могут приглянуться. А вот куда именно ехать… дайте-ка подумать – я никогда не был там – Кернметон, вот куда, именно туда наши купцы ездят торговать.
– Благодарю. Я уеду завтра. Мне просто очень хочется на них посмотреть.
Венлин уставился на него, как на слабоумного, и оставил Адерина заканчивать трапезу одного. Макая хлеб в остатки бульона, Адерин удивлялся сам себе. Но он чувствовал, как нечто зовет его на запад, и знал, что надо поспешить.
Здесь, на равнинах, времена года сменялись медленнее, чем
– Не хочешь ли ты отдохнуть возле источника, о мудрейшая?
– Нет, дитя. Я подожду, пока мы не доберемся до ручья.
– Ну, если ты уверена…
– Прекрати суетиться вокруг меня! Может, я и стара, но у меня хватит мозгов сказать тебе, если я устану.
Несмотря на свои пятьсот лет, Нананна сидела в седле абсолютно прямо. Она дернула поводья и проскакала немного вперед. Далландра взглянула еще раз и увидела энергию, буквально выплескивающуюся из старухи, ауру ее пронизывали серебряные потоки – слишком много могущества для такого хрупкого тела. Скоро Нананне придется умереть. Сердце Далландры разрывалось, стоило ей подумать, что она останется без своей наставницы в магическом искусстве, но нельзя было закрывать глаза на правду.
Их сопровождающие ехали следом. Рано утром основная часть алара ушла вперед со стадами и табунами, оставив небольшое сопровождение для тех, кто не мог передвигаться быстро. Впереди ехала Энабрилья и вела под уздцы лошадь, впряженную в тяжелую повозку, груженную палатками. Следом ехал ее муж Вилэнтериэль, вскинув на плечи кожаную сумку, в которой спал их младенец. Он следил, чтобы племенные кобылы и жеребята не разбредались в разные стороны. С другой стороны табуна за ними следил его брат Тальбреннон. Ближе к вечеру Нананна призналась, что устала, и они остановились отдохнуть под сенью ив. Они не собирались разбивать палатки ради одной ночи, но Далландра сказала, что одна для Нананны необходима.
– Не нужно, – сказала Нананна.
– Успокойся, мудрейшая, – отозвался Вилэнтериэль. – Мы сделаем это за считанные минуты.
– Дети, дети, мой час еще не настал. Когда придет время, вы можете суетиться вокруг меня, сколько душе угодно – все равно это не продлит мою жизнь.
– Я знаю, что ты права, – сказала Далландра, – но…
– Никаких но, дитя. Если ты знаешь это, веди себя подобающе.
Вилэнтериэль разрешил спор по-своему – он и Таль развернули небольшой шатер, чтобы уберечь старую ведунью от ночной сырости, и набросали на полотняный пол подушек. Далландра помогла Нананне устроиться и сняла с нее башмаки. Нананна наблюдала за ученицей с легкой усмешкой, положив свои худые руки на колени.
– Думаю, мне придется вздремнуть перед обедом.
Далландра укрыла ее легким одеялом и пошла помогать обустраивать лагерь. Мужчины уже отвели коней на водопой; Энабрилья сидела на земле, укачивая плачущего Фарендара. Ему был всего годик – по эльфийским меркам он считался новорожденным. Далландру вдруг пронзило предчувствие, и она спустилась ниже по ручью.
Несмотря на яркое солнце, она замерзла, будто кусочки льда прокалывали ее сознание, будто наступила зима – это был знак того, что жизнь ее должна разорваться пополам и безвозвратно измениться. Вероятно, приближается смерть Нананны.