Дни людей
Шрифт:
— Нет, не вмешивайся, не проси за меня перед Зевсом. Это напрасный труд; я сам никогда не стану его умолять. Если я и совершил проступок, то по собственной воле; я его вполне обдумал и никогда не соглашусь отречься от него. Удались, не оскорбляй своим взором мое несчастье.
Были и другие боги, приходившие на Кавказ с неизменным упорством, но Прометей отвергал все их ходатайства.
— Я не хочу никакой помощи! — кричал он, заслышав шаги.
Я приговорил Прометея к человеческим страданиям; и он проявил то единственное, что остается человеку, когда все его раздирает, сковывает или отягчает: гордость в несчастье, то есть притязание
И это ему зачтется.
Сотворение Пандоры. Пандора и Эпиметей
Я знаю, что даже сейчас вы не совсем убеждены в виновности Прометея. Да и как может быть иначе? Всякий заговор — дело смутное, никто не играет в нем совершенно четкой роли.
Из этой длинной цепи ошибок часть ставят в вину мне. И в первую очередь винят за то, что я велел запереть людские беды в бронзовый сундук. Тут я действовал как из мелкого тщеславия, так и из доброты, желая доказать и свое могущество, и свою любовь к вам. Не повел ли я себя по отношению к Судьбам так же, как Прометей по отношению ко мне?
Я захотел привести дела Вселенной в порядок. «Нет другого выхода, — говорил я себе, — кроме как вернуть людям их несчастья, но так, чтобы они стали им дороги, по крайней мере то, что эти несчастья порождает». И, придумав способ, я созвал богов на совет и произнес речь:
— Я решил примириться с людьми и для этого сделать им исключительный дар. Хочу создать для них самую красивую и самую совершенную женщину, образец великолепия, чудо-женщину, под стать прекрасным атланткам нашего предка Урана. Она возродит их род. Но, увы, Уран унес на небо тайну Числа, а сам я не располагаю его чудесной силой. Быть может, с вашей общей помощью…
Фемида-Закон удалилась, красноречиво показывая, что не хочет участвовать в этой затее. Я без труда догадывался о ее мыслях: «Зевс совершает ошибку за ошибкой, проявляя все больше и больше самомнения. То он решил запереть исконные людские беды и вызвал гораздо худшие, то решил погасить огонь, но позволил его украсть; а теперь вот хочет сравняться с Ураном и переделать его творение, причем начав не с самого простого, а с самого сложного».
Однако на сей раз я провел саму Фемиду, поработав на нее так, что она и не догадалась об этом.
Под моим руководством боги принялись за дело. Гефест взял у Великой праматери немного ее глины, с помощью воды Океана замесил ее и своими на диво ловкими пальцами вылепил прекраснейшее подобие женщины из всех виданных когда-либо.
— Не завидуйте, не завидуйте, — сказал я богиням и нимфам, чьи взгляды тут же омрачились. — Лучше помогите мне.
Потом я велел Гефесту вдохнуть частицу божественного огня в эту человекоподобную статую, и она обрела цвета и движения жизни. Ее плоть отливала нежнейшими радужными оттенками, а движения были исполнены несравненной грации; она улыбалась и была словно открыта для желания; в глазах цвета моря читался очаровательный нрав, уста манили к поцелуям. Совершенные груди и прелестный, гладкий, словно полированный алебастр, живот казались чашами и амфорой искушения.
— Ах! Братец, похоже, мы и вправду нашли секрет! — воскликнул Посейдон, вечно волочащийся за богинями.
— Потише,
Я попросил Афину облачить прелестницу в тончайшие одежды, повязать ей пояс, а также обучить искусству многоцветного ткачества. От Афродиты я добился, чтобы она уступила нашей новорожденной кое-какие из своих самых красивых драгоценностей и чтобы также вложила ей в грудь ревность и мучительное, всесокрушающее желание. Времена года ее причесали, переплетя волосы весенней гирляндой; грации украсили золотыми ожерельями; геспериды окутали сладостными ароматами; Артемида наделила великолепной поступью; Деметра дала ей в руки охапку цветов и обещание многочисленного потомства.
Тогда я отозвал в сторонку Гермеса и сказал ему:
— Теперь вложи ей в уста речь, но также ложь, притворство, хитрость, вздорную обидчивость, злословие, любопытство, непослушание. И не скупись.
Когда наш шедевр был завершен, я пригласил богов сесть в круг, призвав и растяпу Эпиметея. Тот явился из Беотии, совершенно напуганный и дрожащий.
— Вот, — обратился я к нему, — поскольку ты не стал сообщником в преступлении твоего брата, я хочу засвидетельствовать тебе свое удовлетворение и при твоем посредстве примириться с людским родом. Даю тебе в жены это создание, которое все боги сообща сделали для тебя. Она — совершенная женщина. Ее зовут Пандорой, что значит «дар от всех».
Я подбирал это имя самым тщательным образом и еще не совсем уверенно произносил. Но неуклюжий, медлительный Эпиметей-тугодум ничего не заметил. Вернее, заметил Пандору; могло показаться, что глаза вот-вот вылезут у него из орбит. Заикаясь и бормоча, он рассыпался в благодарностях, заверял в своей преданности, простерся ниц предо мной, перед всеми божествами, даже перед Пандорой. Дескать, такой дар и в самом деле слишком прекрасен; он недостоин подобного вознаграждения; он всего лишь исполнил свой долг, да и то убого, но в будущем сумеет доказать богам свою благодарность и любовь; в будущем…
— Ну что ж! Бери тогда свое будущее, — сказал я ему, деликатно выпроваживая с Олимпа.
Эпиметей спустился в страну людей и прошел через народы как триумфатор, демонстрируя супругу, затмившую всех смертных женщин.
— Смотрите, — говорил он, — смотрите на вашу царицу, первую среди жен… Она творение богов. Ах! Какие у нас будут красивые дети! Лучшим из вас я отдам Их в мужья и жены, чтобы украсить род человеческий.
Он привел Пандору в свое жилище, и она тут же Начала шарить повсюду, переходя из комнаты в комнату, отодвигая засовы, осматривая утварь, открывая Горшки, в общем, знакомясь со своими владениями.: Гермес в достаточной мере наделил ее недостатками, Как я и хотел.
— Только никогда не трогай тот бронзовый ящик, — предостерег Эпиметей.
— Почему?
— Потому что нельзя.
— Что там внутри?
— Не велено говорить.
Это было как раз то, что надо, чтобы возбудить у Пандоры непреодолимое любопытство и ввергнуть ее в искушение; она немедленно открыла сундук, спеша узнать, что там спрятано.
Эпиметей, дышавший свежим воздухом на пороге дома и наслаждавшийся своим счастьем, не сразу сообразил, что за большие черные крылья взмыли над его жилищем и разлетелись по свету. Вдруг он испустил вопль, бросился к сундуку и захлопнул крышку. Но болезни, усталость от работы, страх смерти уже упорхнули.