Шрифт:
Сегодня мой шестнадцатый день рождения, поэтому с самого утра я сделал себе подарок. Я прокололся перед матерью. Случайно. Как-то тупо. Получил письмо по электронной почте от Билли и мог бы преспокойно оставить его на компьютере, но нет - мне нужно обязательно было его распечатать и выбросить на тумбочку, как белый флаг.
Встаю, спросонья прохожу на кухню и вижу письмо в руках у матери. По выражению ее лица понятно - она уже прочитала его. Глубокие морщины в уголках губ - лишнее тому подтверждение. Она протягивает мне письмо и говорит:
– Скажи мне, пожалуйста, отчего у тебя
"Какой я тупица! Как меня угораздило? Однако если ты уже читаешь чужие письма, то что будет дальше?!" - думаю я и говорю:
– Тебе понравилось то место, где он говорит, что у меня великолепный пенис?
– Не очень, - отвечает мама.
Теперь она смотрит на меня, как на инопланетянина. А я и есть таков - это, мам, тебе за твое неохристианство: родной сын оказался гомиком. Неохристиане называют это "дарвиновскою аномалией".
Мама вздыхает и говорит:
– Что ж, думаю, нам придется смириться с этим.
Да, мам, придется. А не хочешь ли ты сказать мне что-нибудь нежное, наподобие: "Милый, милый Рон, мы все равно любим тебя…"
Нет. Только не моя мама. Ни в коем случае. Говорить то, что думаешь, - это мамин способ самоутверждения, а самоутверждение для нее превыше всего, тем более каких-то там моих переживаний.
Поэтому я снова наезжаю на нее.
– Да, какая досада - зачни ты меня на год-другой позже, я был бы экранирован еще в зародыше, и ты могла бы со спокойной совестью сделать аборт.
– Это несправедливо, - вздыхает мама.
Да, несправедливо. Неохристиане - единственные, кто не избавляется от гомосексуальных плодов. Все другие запросто. Как они это называют? Родительский выбор.
Мама окидывает меня колючим взглядом и говорит:
– Надеюсь, что таким образом ты поздравил себя со счастливым днем рождения.
Вот и поговорили.
Мой младший брат притворяется, что его как будто и нет вовсе и что он совсем не рад всему этому. Формами он напоминает ананас. Он толст, у него астма, и в чем ему действительно не откажешь, так это в трусости и глубоко затаенной подлости. Я же всегда вел себя, как полагается старшему брату, старался помогать маме и был ее любимым сыном. Но теперь я гомосексуалист. А это для мамы-неохристианки все равно что обнаружить у собственного сына склонность к педерастии или скотоложеству. Иногда я думаю, что неохристианство придумали для того, чтобы иметь лишний повод преследовать все те же старые пороки.
Но более всего меня печалит тот факт, что мама чересчур умна. Ей нравится в неохристианстве его дарвиновская логика. Как-то прошлым летом она читала статью "Ген однополой любви посеян инопланетянами?".
– Они могли бы, по крайней мере, соблюсти научный подход!
– возмутилась она.
– Это же не один ген и не одна частица мозга!
Но немного погодя она вдруг озадачилась:
– Ну не удивительно ли - откуда этот ген вообще взялся?
Моя мама на самом деле считает, что существует вероятность того, что гомосексуалисты - это проделки инопланетян. Пожалуйста, не смейтесь, это было бы смешно, если бы не было так грустно.
С тех пор как были найдены артефакты, якобы оставленные внеземной цивилизацией, люди воображают себе, как несколько маленьких зеленых существ приземляются на нашу прекрасную голубую планету, осматриваются по сторонам
Пять лет назад выяснилось, что гены, отвечающие за сексуальную ориентацию, содержат очень необычные включения сахаров, и возникла теория заговора - инопланетяне, мол, создали ген гомосексуализма как своеобразный вид оружия. Для подрыва нашей репродуктивной способности. Хотя в то время, когда они приземлялись, у нас был первобытнообщинный строй или что-то вроде того. Может быть, заражая нас гомосексуализмом, они надеялись ослабить наше сопротивление захвату. Да пусть попробуют только сунуться, обещаю, я буду биться, как гладиатор!
По пути в школу я звоню Билли и говорю:
– Мама все знает. Она прочитала твое письмо.
– Ну и - рвала и метала?
– Нет, она была очень лаконична. Ты бы только послушал ее заключение: тебе надо научиться жить с этим, Рональд, ты сам выбрал этот путь, Рональд.
– Это лучше, чем крик и слезы.
Билли занимается в исправительном классе. Он верит во все это дерьмо. Откровенно говоря, выражение "тебе надо научиться жить с этим" я выудил из его же менторского лексикона. Эти его поучения выводят меня из себя. На самом деле сейчас меня все выводит из себя. Сейчас я чувствую себя так, будто у меня заворот кишок, и мне хочется что-нибудь немедленно сломать.
В исправительном классе говорят: ты должен смириться с тем фактом, что люди не любят тебя, с тем, что у тебя жирные бедра и нелады с математикой, как и с тем, что ледники обрушиваются на тибетские монастыри. Как ты можешь возмущаться плохим отношением китайцев к Тибету, когда сам лично не сделал ничего хорошего для него?
Это равносильно тому, как если бы каждого, у кого нет сил, стали уверять в том, что он сам виноват в этом и что сильных людей не должны заботить его проблемы.
Моя мама не может смириться с тем, что я гомосексуалист. Но главное для нее - быть несгибаемой железной леди. Поэтому она не позволяет себе никаких стонов, плача и зубовного скрежета. Быть железной леди - это ее способ философски воспринимать даже проделки инопланетян с собственным сыном.
Билли слишком зациклен на своей невозмутимости, чтобы прощать мне мои слабости. А меня ранит даже его как бы сочувственное:
– Я же говорил, что тебе надо было самому сказать ей обо всем.
– Да, ты был абсолютно прав, - отвечаю я мышиным голоском.
Очередной раз он отыгрался на мне.
– Ладно, не надо сучиться на меня за это, - бросает Билли.
– Это естественная реакция, сопутствующая сильному эмоциональному всплеску, - звучит все еще как-то по-мышиному.
Он меня бесит, бесит своей невозмутимой "правильностью". Все вокруг такие "правильные". Просто дышать нечем.
Билли опять берется за свое:
– Ты ведешь себя, как ребенок. Только ты даже не фокусничаешь, а просто хнычешь.
– Билли, моя мама-неохристианка знает, что я гей. Можно хоть немного сочувствия?
– А что, кто-нибудь умер, Рон? Или тебе оторвало ноги во время взрыва? Или, может быть, я должен решать за тебя все твои проблемы?
– Нет, просто я ищу друга, и, знаешь, я постараюсь и найду, найду такого, которому буду дорог я, а не мой член.
Я повесил трубку.
Как я говорил, меня все бесит. Бесит сидеть здесь сейчас.