Дни волка
Шрифт:
Ничего.
В очередной мой удар, зеркало ответило, и на его поверхности появились капли моей крови.
Зеркало жадно проглотило капли, как вампир и скачком приблизилось ко мне, сжимая город в своих объятиях.
Краем глаза успел заметить, что пока я бился, под шумок, сквозь зеркало прошла молодая, миниатюрная, как японка, блондинка и остановившись за границей, принялась рассматривать саму себя, словно увидела впервые.
С каждой каплей моей крови, что поглощало зеркало после очередного удара, кто-то вырывался за его барьер,
Вот проскочила через зеркало рыжая, которую потянула за собой подружка.
А их парень - остался и пошел в противоположную сторону, словно отрикошетив, закурив сигарету и не оглядываясь.
У меня на глазах, сквозь стену пытались пробиться разные люди.
Кто-то, бился до последнего и погибал, заваленный мусором.
Кто-то - сдавался и уходил.
Череда людей, заметивших, что мусор стоит уже выше их самых высоких зданий, в ужасе и панике, что-то требовали, метались, молились.
А я бился об стену.
Из огромного города, наполненного живыми людьми, из многих тысяч, сквозь зеркало прошли единицы.
Остальные - просто слились в одно лицо.
Бесполое и безликое. Серое лицо аморфной толпы, только и ждущей, когда за нее все решат.
Удар за ударом, капля за каплей.
Вот уже у меня нет места для того, что бы сделать шаг назад, для разгона.
И все равно - бью рукой.
Бью, чтобы стало больно и капли крови окропили зеркало.
Я не могу пройти сквозь зеркало.
Мне не дано провести за зеркало.
Зато мне дано превратить его в бесконечно малую точку, в которой не будет места человеку.
Мусор вокруг меня закрыл весь свет, погребя под собой безликого монстра и отражая в зеркале чье-то лицо, растворившееся в моей крови.
Остался лишь я и маленький пятачок проклятого зеркала, которому я отдаю свою невидимую жизнь, чтобы уничтожить.
Нет места на удар - не беда.
Я еще могу плюнуть!
Зеркало крутит меня, выжимая все, в своё жадное отражение.
Я слышу мириады голосов, проклинающих меня за то, что я разрушил их мирный городок.
Я вижу тысячи глаз, глядящих на меня с укором и обвинением - ведь я не спросил их мнения.
На меня грозят кулаками, в меня тычут пальцами, мамашки, бесконечно твердя своим детишкам, что так поступать нельзя.
Но, пока я вижу другие глаза, что блестят через истончившуюся границу зеркала, с той стороны, пока я слышу голоса тех, кто переступил через порог обыденности, пока дети, верят в сказки и чудеса - у меня есть кровь, что бы проклятое зеркало свернулось в точку и исчезло!
– Жесть...
– Пробормотал я, поднимая голову и со стоном начиная ей крутить, разминая.
Выпрямившись, смотрю на часы.
Я спал всего десять минут.
Открыв дверцу, спрыгиваю прямо в жидкую осеннюю грязь, смачно чавкающую под моими ногами.
–
– Вырывается у меня совершенно "от фонаря".
– Марию.
– Поправляет меня женский голос.
– Мы знакомы?
***
Вот, сколько можно напоминать, самому себе, правило о желаниях?!
Правильно - человека ничего не учит, кроме боли - трижды был прав Дил, хоть и хитрец преизрядный.
Грязь, в которую я приземлился, была отнюдь не осенней - просто я провалился в прибрежный песок, выпрыгнув из кабины.
Это что, мне еще повезло: машина Марии, двухцветный форд, вообще материализовался над центром водоема и ухнул на глубину, оставляя хозяйку без средства передвижения. Его зеленый верх, так и манил нырнуть, только дураков нема - глубина больше сорока метров!
В принципе, именно по этому, Мария и не смогла вернуться - точка перехода оказалась на высоте девяти метров, над поверхностью воды. Лишившись авто, девушка умудрилась устроиться с удобствами и даже провести кое - какие изыскания.
В очередной раз, подивившись точному расчету Садовникова, передал ей привет от сестры и Дила, не углубляясь в объяснения.
По словам, сидящей, напротив меня девушки, эта параллель оказалась весьма занятной: за два прошедших года, она обнаружила остатки двух поршневых самолетов - "аэрокобры" и "сивульфа"; пяток - реактивных, в разной степени поврежденности, воздушный шар, точнее, то, что от него осталось и десяток кораблей - от деревянных галер, с переломанными веслами, до шикарного круизера, нашедшего последнее пристанище на деревьях, чьи кроны попирают небеса.
Костерок, разведенный гостеприимной хозяйкой неведомой параллели, весело потрескивал, иногда стреляя в разные стороны колючими искрами, глиняный горшок, в котором аппетитно булькала варящаяся похлебка, осторожно приткнулся с краю, дожидаясь своей очереди.
К моему удивлению, за семь лет, проведенных здесь, Мария не наигралась в робинзона и, по-моему, была все-таки разочарована моим появлением, нарушающим ее уединение.
– ...Потом я ныряла до одури, - Мария звонко рассмеялась.
– Пока не вытащила пару камер и насос. Это было - нечто! Хорошо, хоть в кармане джинсы оставалась зажигалка, а рюкзак, как мне советовал...
Мария вдруг замялась и внимательно уставилась на меня, разглядывая.
– Как мне советовал один знакомый, лежал на сидении рядом.
– Девушка поежилась, вспоминая свои приключения.
– Все, что было навьючено сверху, удалось отвязать, и оно всплыло само - водонепроницаемые кофры - великая вещь, скажу я тебе! Разобрать багажник, смогла только через полгода - когда приноровилась задерживать дыхание на четыре минуты и сплела веревку, по которой быстро ныряла и всплывала. Камеры, тоже помогли... Электроника, конечно, накрылась...