Дно разума
Шрифт:
– Ты зачем явилась, мамаша? – прошептал Скок.
Существо не отвечало и все так же неподвижно пялилось на сына.
«Девять дней когда?.. – соображал Скок. Мысли метались в голове, точно вольные птички, попавшие в клетку. – Завтра?.. Нет, кажется, послезавтра… Чего она явилась?.. За мной?..»
– Я не виноват! – вдруг заорал он. – В смерти твоей не виноват! Я не хотел!..
Мать не двигалась.
Он расхрабрился и тронул ее за плечо:
– Пойдем в дом.
Она молчала.
– Пойдем, мамаша.
Скок потянул ее за руку. Рука была
Мамаша безропотно пошла вперед, ведомая за руку сыном. Во дворе было совсем темно. Скок отворил дверь землянки и пропустил мать вперед.
«Что с ней делать? – лихорадочно размышлял он. – А если кто-нибудь войдет?»
Хотя кто мог явиться сюда среди ночи?
Мамаша и в землянке вела себя точно так же, как и в сарае. Она неподвижно стояла посреди комнаты.
– Ты зачем пришла? – спросил Скок. – Почему тебе в могиле не лежится? Чего мне теперь с тобой делать? На девять дней придут люди тебя поминать, а ты – вот она, «пожалте бриться». Очень мило, ничего не скажешь. И куда прикажешь сейчас тебя положить. Вот что. Давай-ка под кровать. Тебе ведь все равно – где лежать. Места там полно…
19
Утром, часов эдак в семь, когда все нормальные люди досматривают самые сладкие утренние сны, в квартире Севастьянова раздался телефонный звонок. Профессор проснулся, когда телефон надрывался в пятый или в шестой раз. Некоторое время он лежал, сонно размышляя: кому это он вдруг понадобился в такую рань? Аппарат не умолкал. Чертыхнувшись, Севастьянов поднялся со своего ложа и прошлепал в прихожую.
– Да? – пробурчал он в трубку.
– Спишь, Серёнька?
Вначале Севастьянов даже не понял, кто говорит.
– Само собой, – недовольный фамильярным обращением, произнес он.
– А у меня есть новости, – продолжал вещать голос. – И какие! Ты, парень, обалдеешь.
– Это кто? – спросил профессор.
– Ну ты, Серёнька, даешь! Старик Кобылин тебя беспокоит. Забыл такого?
– Извините, Тимофей Иванович. Спросонья как-то…
– Извиняю, дорогой. Нет, ты только послушай…
– А позже позвонить нельзя было? – разозлился Севастьянов. – Я в отпуске. Могу хоть сейчас отоспаться?
– Можешь, можешь. Не возражаю. Однако события произошли экстраординарные. Я тебе еще в четыре часа звякнуть хотел. Но воздержался. Подумал: рановато.
– Это вы правильно подумали.
– Нет, ты слушай. Про ограбление возле швейной фабрики слыхал?
– Как будто нет.
– Ну ты даешь! Весь город гудит… Вы, ученые, в каком-то вакууме обитаете. Ничего не слышите, ничего не знаете…
– Ладно, не томите.
– С неделю назад, а может, чуть раньше на кассиршу, везшую из банка зарплату, прямо возле входа на фабрику напал грабитель, застрелил охранника насмерть, деньги забрал и был таков.
– Жуть, конечно, но какое ко мне имеет отношение это преступление?
– Ты слушай дальше. Бандита, конечно же, пока не поймали, но этот охранник, фамилия его Николаев, вчера явился домой. Об этом меня один знакомый
– Ну и что?
– Неужели не понял?! Он сам пришел. Своими ногами! С кладбища, понимаешь?!
– В каком смысле с кладбища?
– Ты идиот или как? Его же похоронили!!!
– Так он мертвый?!
– Я же говорю: застрелили!
– Его похоронили, а он домой явился… Это как же понимать?
– Очень просто. Он – мертвый, но может передвигаться.
– Не может быть!
– Может!
– Возможно, он был не убит, а только ранен. В гробу очнулся, сумел выбраться и отправился домой.
– После того как в нем неделю пролежал. Так не бывает!
– Как же это объясняют… э-э… компетентные органы?
– Да никак. Они сами, типа, в трансе.
– Честно говоря, плохо верится, но допустим. А дальше что? При чем тут я?
– Ты знаешь, я тоже голову ломал над этой загадкой. Всю ночь не спал. Думал, думал… И вдруг меня осенило!
– Ну?
– Этот Николаев – вампир.
– Чего-чего?
– Вампир! А кто другой из гроба встать может? Только упырь ненасытный.
– Но вы же сами говорите: его убили. Если убили, то как он может в вампира превратиться?
– Вот уж не знаю.
– Нет, погодите, – вцепился в своего собеседника Севастьянов. – Вы-то сами как объясняете его предполагаемый вампиризм?
– Говорю же: не знаю. Вампиром можно стать не обязательно, если тебя другой вампир укусит. Я, например, слышал такое: если человек умер насильственной смертью и не отомщен, то он может превратиться в вампира и, выйдя из могилы, мстить своему убийце самостоятельно. Еще такое известно. Если, допустим, кошка или, там, собака, да хоть курица, перескочит через гроб, в котором лежит мертвец, то он, мертвец этот, тоже может превратиться в упыря.
Севастьянов невольно засмеялся.
– Чего ты, Серёнька, ржешь? – разозлился Кобылин.
– Я нечаянно.
– За «нечаянно» бьют отчаянно.
– Ладно. Больше не буду. Что вы предлагаете?
– Поехать на кладбище и разобраться. Посмотреть, что да как, потолковать с тамошними служителями… А потом отправиться на квартиру к этому самому Николаеву и посмотреть на него.
– Он разве дома?
– А где ему быть? Жена забрала.
– Хорошо, я готов, – согласился Севастьянов. – Только сейчас, наверное, еще рано?
– Я за тобой подъеду ровно в половине девятого, – сказал старик Кобылин. – Где ты живешь, я знаю. Сейчас половина восьмого. У тебя в запасе целый час. Мойся, брейся, завтракай… Но чтобы в половине девятого, как штык, стоял и ждал у подъезда. Усек? Ну до встречи.
– А какая у вас машина? – спросил Севастьянов.
– Машина-то? «Еврейский броневик».
– Это что за транспорт такой? – изумился профессор.
– Ничего-то вы, ученые, не знаете. «Еврейским броневиком», он же «горбатый», в народе называют «Запорожец». Некоторые остроумцы именуют его еще «жопорожец», поскольку выглядит он одинаково что с переда, что с зада. Усек? Ну до встречи.