Дню Победы! Крылья в небе
Шрифт:
С меня требовали признание в том, что, якобы, мы с тем мужиком(потерпевшим) были знакомы, где-то встречались и нас ранее связывали какие-то дела. Так как я это отрицал, то мне хамили, орали, угрожали и говорили, если признаюсь, то мягче будет наказание. Спрашивали в каких городах мне приходилось бывать.Я перечислил: Волгоград, Цимлянск, Ростов, Сочи, Очимчиры, Москва, Ленинград, Алма-Ата, Баку, Минводы и все районные города Волгоградской области в связи с работой. Очень их насторожило то, что моя Родина – станица Нижне-Курмоярская оказалась на дне Цимлянского моря! Они аж привстали все и переглянулись, а кто-то сказал:
-Всё ясно! Концы в воду! Вот это законспирировался!
А кто-то добавил:
-Интересно, а неспроста он учится
-"А", "В" и "С".- ответил я.
При этом на меня посмотрели все – испепеляющее! А кто-то глухо промолвил:
-Прессануть надо бы, но он и так еле стоит…
У меня от этих слов ноги стали подгибаться, хотя слабость от потери крови и от голода и так была во всём теле и хотелось спать, как только я попал в тепло… Мне подали табуретку, но я отказался:
-Если я сяду, то усну и упаду с табуретки. Я почти не спал. В камере стёкол нет в окне и сосульки за окном .
Присутствующие на это только ухмыльнулись. Эта психическая пытка длилась часа полтора. Менты в комнате менялись, иногда заходил подполковник, ему докладывали, он записывал и уходил.Потом приходил и что-то уточнял. Наконец меня опять отправили под автоматами своим ходом в комендатуру. К моему удивлению в камере не оказалось того самого моего деревянного логова на котором я проснулся. Я спросил в чём дело? Мне ответили, что днём спать не положено.
Как только задвинули снаружи дверной засов, я лёг на бок на пол – плечом и бедром на бетонный пол, подложив под голову забинтованную руку. Я соображал, если лечь спиной на бетон, то воспаление лёгких обеспечено. Сколько проспал не знаю. Проснулся я от звука отпираемого засова. Я понял, что уже вечер, когда автоматчики вывели меня опять на улицу и повели в милицию. Редкие прохожие опять с любопытством смотрели на меня: форма с иголочки, золотые курсантские погоны с золотыми лычками, без головного убора, завёрнутые рукава окровавлены, сквозь бинты на руках проступила кровь, на брюках тоже потёки крови, хромовые сапоги в крови. Забинтованными руками я мыть сапоги не мог. При этом я не завтракал, не обедал и продуктами в комендатуре не пахло. Да я настолько был убит, что есть не хотел и не вспоминал об этом. Я не понимал – откуда у меня остальные порезы, так как помнил один эпизод с вонзающимся в моё запястье ножом… Может быть об стёкла или я что- то забыл впопыхах и по-пьяни и память мне сохранила, только самое яркое.
В милиции опять меня пытали: где родился, почему переселяли, где был уже при самостоятельной жизни, зачем ездил, а главное – что меня связывает с тем мужиком, которого они называли «бандитом» и несколькими фамилиями и кличками, на что я удивлённо таращил глаза, вызывая бешенство у допрашивающих. Один даже замахивался на меня, на что я вскочил с места и с забинтованными руками принял стойку, похожую на боксёрскую, хотя я боксом специально не занимался. Этим я опять вызвал вопросы: каким видом спорта занимался, какими видами борьбы владею, потому что «такого волкА завалить не просто». Пытали вопросами: почему у меня вызвало бешенство, когда этого «бандита» проносили мимо меня на носилках, так как я вырывался у «ментов» и хотел его загрызть зубами, употребляя выражения уголовного, блатного жаргона. Я пытался объяснить, что он меня – коммуниста назвал «кадетом» и оскорбил всех нас – солдат, назвав щенками, а выражения у меня вырвались потому что я в общежитии живу с УДО – условно досрочно освобождёнными, в порядке надзора и воспитания. Эти мои доводы вызвали «зубоскальное» выражение на рожах допрашивающих и дурной хохот.
- Гы-гы ! Вот это коммунист! Волчару завалил! Гы-гы! Сказки расскажи своей бабушке! Воспитатель «зэков»! Гы-гы!
-Я вам сказал то, что есть! Больше сказать просто нечего!-ответил я. –Когда он меня сквозь стекло запулил, там оставались двое, которых я бросить не мог. И что было бы…- Меня перебил один из «оперов»:
-Если
Однако подполковник, хоть и улыбался, но записал всё, что я рассказал на уточняющие вопросы и даже записал фамилии моих «сожителей» -УДО. Я подчеркнул, что из нашей комнаты никто не вернулся в тюрьму за нарушения, а соседняя комната -«возврат» с новыми сроками. И сказал даже, что сам к этому имею отношение, но не «стучал» , а принимал со своими «сожителями» свои меры, чем способствовал «возврату».Но это отдельный разговор. Я не знал этого «бандита», я не знал, что он бандит – просто он оскорбил всех нас и меня в отдельности.
Подполковник сказал:
-Ну, смотри, если он сдохнет, то все его заслуги на тебя лягут. А с другой стороны – тебе за него и воры и блатные голову снимут. Лучше смягчай свою участь, если есть что рассказать.
О-о-о! Я понял, что бандит жив! Значит ещё не всё потеряно.
-Ну, вот! Дай Бог! Очнётся сами спросите.-сказал я с облегчением. И ещё я спросил:
-Товарищ подполковник, а его нож милиционеры забрали?
-По ножу его и определили, потому что это нож у бандита по наследству от другого бандита.Он не мог с ним расстаться.А ты этот нож откуда знаешь?
-Перед глазами видел!-горько усмехнулся я, слегка приподняв в кровавых бинтах руки.
-Не знаю я его! Я видел, что большой и лезвие выбрасывается со щелчком.-при этом я вдруг вспомнил…. У меня же в сапоге тоже должен быть мой охотничий нож. Неужели забрали? Так уже бы спросили…
Оказавшись в камере и услышав лязг засова, я схватился за сапог…Нож был на месте! И хорошо и плохо. Я знал, что такой нож носить нельзя. И на нём выгравировано: «1966 год-от Волгоград-ЯК-18; 1967 год-Волгоград-Л-29; 1968 г.-Грозный-МИГ-17;Леонид Крупатин»
Ночь была ужасной! Правда стёкла вставили, но всё равно было очень холодно, хотя у меня под гимнастёркой был свитер.Видимо эта камера всю зиму была без стекла в окне и нахолодала.Напомнил о себе желудок. Я почти не спал. Думал вот о чём:о моём задержании уже сообщено через штаб Северо-Кавказского Военного Округа в Грозный в ГУАЦ. Штаб ГУАЦ обязан доложить в Центральный Комитет ДОСААФ СССР. Штаб ДОСААФ СССР обязан срочно в централизованном порядке разослать сообщения в такие же УАЦ по всему СССР для проработки в целях профилактики . Это ужасно! Это конец всей моей жизни, а главное моей семье: матери, бабке, сестрёнке и я стонал на деревянном логове, крутясь, как волчок. Утром с лязгом засова ко мне зашёл новый младший сержант. Сообщил, что он начальник нового заступившего караула. Узнав, что я из Грозного, чуть не кинулся ко мне на шею, но подал руку, назвал земляком. Оказывается он чеченец и тоже из Грозного, звать его по-русски Али. Знает Катаяму, знает наш аэродром. Я вкратце рассказал ситуацию. Мы сидели на моих «нарах», курили. У меня голова закружилась от курева, потому что уже вторые сутки не курил и не ел. Я помотав головой с усмешкой сообщил своему собеседнику об ощущениях. Он немедленно вскочил на ноги, достал пачку сигарет, положил одну сигарету себе за ухо, остальные со спичками отдал мне. Сказал, что из столовой что-нибудь принесёт. Минут через сорок он пришёл и принёс мне два кусочка хлеба с двумя кусочками масла по 20 граммов.Едва поблагодарив его я с остервенением, дрожащими руками стал есть. Хотелось упрекнуть его, что мало принёс хлеба, но было некогда. Он посмотрел на меня, остановил взгляд на сапогах.
-Надо помыть.-сказал он.
Я махнул рукой и продолжая жевать сказал, что бинты нельзя мочить.Он сказал, чтобы я снял, а он прикажет «салабонам» помыть мои сапоги.
-Ты - сержант!-сказал он.- Лётчик!
Я махнул рукой дожёвывая:
-Бывший лётчик!
-Неужели так строго?
-Да! Во-первых, дисбат! А это судимость.
-Всё равно снимай сапоги! Я прикажу помыть!
-Нет! – сказал я, понимая, что не могу снимать при нём, так как в сапоге охотничий нож.