До Эльдорадо и обратно
Шрифт:
Склоняется над первой страницей и надолго замолкает. Я отцу шепчу:
– Так она больше двух страниц до конца рабочего дня не осилит.
– Не знаешь ты старую гвардию, племя ты молодое, с жизнью незнакомое. Главное, чтобы она за работу взялась, а там будет сидеть, пока не закончит. Так у нас, сталинских соколов и мышей, заведено.
И точно, старушка на часы даже не смотрит, только карандашиком чирк-чирк. И вдруг:
– Кто эту ерунду вам написал? Ничего не понимает в банковском деле.
Такого апперкота отец
Тут я сообразил, что главное – не допустить перехода непосредственно к военному конфликту и, как Киссинджер на Ближнем Востоке, приступил к челночной дипломатии. (Почему челночной – вскоре станет ясно).
– Конечно, ошибки есть, оспаривать не будем, однако оставить Калугу без банковского обслуживания тоже, согласитесь, нельзя ни на минуту.
– Молодой человек, вы не Мольер, не ломайте комедию.
Тут уже я чуть не упал под ударом эрудиции.
– Упаси бог, ещё в детстве во дворе приучен: со старшими шутить себе дороже. Я конструктивно. Вы вот первую страничку поправили? Дайте её мне, а сами вторую читайте.
Схватив исчёрканную страницу, я выскочил в коридор. Задача была – быстро найти приёмную какого-никакого начальника. Тут опять пригодилась мудрость предка: «Хочешь найти в министерстве кабинет министра, иди по ковровой дорожке». Секунд через пятнадцать вхожу в Приёмную (с большой буквы).
– Девочки, вопрос жизни или прозябания: дайте воспользоваться вашей пишущей машинкой, мазилка есть? (Мазилка, кто не знает, это такая белая краска. Раньше, в каменном двадцатом веке, ей замазывали ошибку в тексте, а поверх печатали исправление).
Что-то в моих словах, по-видимому, было: секретарши усадили меня за машинку, снабдив всем необходимым.
Печатал я неплохо – спасибо диссертации, поэтому через минуту-две с исправленным текстом (под исправлениями кое-где проступали прежние ошибки: времени, дать просохнуть замазке, не было) я влетел обратно в зону конфликта.
– Н-да Н-на! Вот, все исправления учтены, где вторая страница? Старушка посмотрела на меня внимательно:
– Хороший у вас мальчик – шустренький.
В глазах отца застыло безмерное удивление и, как у раненого Атоса на дуэли, немая надежда. Это придало мне новые силы и повысило скорость. Так и пошло: она чёркает, я чиню, в смысле исправляю, батя сидит, процессу не мешает.
Часам к восьми вечера бабуля стала выдыхаться, в ответ я увеличил темп. Видя такое дело, она сдалась, грохнула печатью об наш устав (теперь уже точно наш, не английский же), расцеловалась с отцом: они успели подружиться, и мы откланялись.
Вот в нынешние времена модно ругать чиновников СССР, а вы попробуйте сегодня хоть что-нибудь поправить в задрипанной бумажке прямо в ЦБ – враз обратно в экспедиции
Отец выглядел, как Ника Самофракийская с потерянной от счастья головой, – сейчас воспарит.
– Теперь понимаешь, для кого коньяк припасён, малыш? Заслужили. Пойдём на лавочку, возле ЦУМа, сядем, на заводе всегда так после аврала делают. Стакан из автомата с газировкой прихвати.
Эпизод восьмой. Царевны-лягушки
«Я торговец живым товаром, Себастьян Перейра!»
Фильм «Пятнадцатилетний капитан». (Цитата по памяти)
– Дай кредит – из бедности подняться! – вместо «здрасьте» приветствовал меня тот же бизнесмен, который предлагал недавно купить фальшивые доллары.
– Опять?
– Не, валюту не покупаю, теперь я её зарабатываю.
Вот это неожиданность! Я ещё ни разу не видел человека, заработавшего хотя бы доллар. Чеки для «Берёзки» – да. Сам за публикацию своих мыслей за рубежом относительно отгадок загадок плазмы, получил парочку. (Жена их спрятала на чёрный день и тратить не позволяла, пока не дождалась чёрного дня – «Берёзки» прикрыли).
– Так зачем тогда тебе рубли, валютчик?
– Лягушек купить.
– Зачем?!
– Ну, не самому же их ловить, хотя…
– Зачем тебе земноводные? С зоопарком договор? Но откуда у зоопарка валюта?
– Тёмный ты человек – учёный! – с презрением ответил валютный бизнесмен из Люберец.
Наивняк, хотел меня унизить. Я и не такое слыхал. Как-то раз рассматривали мы в Комитете по изобретениям и открытиям проект вечного двигателя. (Хорошо ими тогда хоть посёлки не отапливали, как сейчас). Так автор в жалобе в соответствующие органы на наш отказ запатентовать открытие, писал: «А какой-то пацан (это я) ходил вокруг и говорил, что он учёный. Какой он учёный – хрен мочёный!».
– Может, и тёмный, да только на ловлю лягушек тебе, при свете, кредит никто не даст, так что колись, как из лягушек доллары делать. Из шкурок, что ли – они ведь тоже зелёные?
– Шкурки мы действительно можем оставить себе, при желании, а вот мясо и ливер толкнём французам, они лягушек едят и хорошо за них платят.
– Постой, они специально выращенных едят, а ты, как я понял, собрался их в ближайшей луже ловить.
– Во-первых, не в луже, - обиделся отважный траппер, - а у нас в Люберцах, на пруду, а во-вторых, я этих лягушатников убедил, что, в связи с общим развалом советской промышленности, экология в СССР сильно похорошела.