До горького конца
Шрифт:
Он представил себе, как он пришел бы на это самое место, к этим самым людям, если б у него не случилось никакого несчастья, как шумно они встретили бы его, с каким интересом окружили бы его, как героя, как он стал бы рассказывать в кружке любопытных друзей историю своих похождений.
Он прошел мимо них незамеченный и вышел на лужайку, на которой стоял дом мистера Ворта, один из красивейших домиков в Кингсбери, с блестящими зелеными ставнями, с чистым каменным крылечком и с большою медною доской на двери.
Управляющий был неженат и с тех пор, как достиг зрелого возраста, сидел все на одном
В пристройке горел огонь, и Редмайн подошел прямо к стеклянной двери, повернул ручку и вошел в комнату.
Джон Ворт задумчиво рассматривал связку бумаг при свете лампы. Когда дверь отворилась, он оглянулся и вздрогнул, как бы увидал привидение.
— Рик, — воскликнул он. — А я думал, что вы а Австралии.
— Вы надеялись, что я останусь там навсегда, — злобно возразил фермер. — Иначе вы едва ли осмелились бы ввести в мой дом негодяя, погубившего мою дочь.
Управляющий вскочил со стула, покраснев до корней своих седых волос.
— Если бы кто другой сказал мне то, что вы сказали сейчас, он не устоял бы на месте, — отвечал он.
— Я хочу знать, кто этот человек и по какому праву вы ввели его в мой дом, — продолжал Редмайн, не обратив, по-видимому, ни малейшего внимания на слова мистера Ворта.
— Человек, которого я ввел в ваш дом, джентльмен. Я не имел основания опасаться, что его пребывание у вас принесет какой-нибудь вред и не имею права сказать, что оно принесло вред. Он не признает себя виновным в исчезновении вашей дочери, и я не имею никаких доказательств против него. Он уехал из Брайервуда за два месяца до ее побега.
— Кто он? Скажите мне только, кто он? — воскликнул Ричард Редмайн, не отходя от двери, как бы для того, чтоб управляющий не мог уйти, не сказав ему всего, что он хотел знать.
— Вы знаете уже все, что я могу сказать вам, — отвечал Ворт. — Я ездил в город, чтобы поговорить с ним об этом деле и прямо обвинил его в том, что он увез ее, но он также прямо отказался от всякого участия в этом деле. Я не позволю беспокоить его опять по тому же поводу. Мне очень грустно за вас, Ричард Редмайн, и клянусь вам, что я любил Грацию, как родную дочь, но я не хочу быть орудием какой-нибудь неприятности между ним и вами.
— Вы хотите сказать, что не укажете мне, как найти его?
— Конечно, нет. Он был уже обвинен в похищении вашей дочери и не признал себя виновным. Что вы можете после этого сделать?
Ричард Редмайн улыбнулся улыбкой, заставившею содрогнуться его собеседника.
— Как вы думаете, что может сделать отец, у которого украли его дочь? — спросил он. — Но это вас не касается. Я спрашиваю у вас только: кто он и где
— Если вы будете допрашивать меня до дня страшного суда, вы не узнаете от меня ничего. Человек этот джентльмен, и я не считаю его способным на такую подлость. И по какому праву взводите вы на него такое чудовищное обвинение? Ваша дочь была самая хорошенькая девушка в нашей стороне и могла иметь десяток поклонников.
— Моя дочь была непорочна, как младенец, — воскликнул фермер.
— Это я знаю, но тем не менее она могла склониться на убеждения какого-нибудь влюбленного джентльмена, обещавшего жениться на ней. И очень может быть, что ее возлюбленный сдержал свое слово, и она теперь счастлива.
— Этого быть не может, — сказал Ричард Редмайн со злобой. — Она не стала бы скрываться от тех, кто ее любит, если бы… если бы не стыдилась показаться им. Но я не стану тратить слова попусту, когда дело идет о моей дочери. Я отыщу ее. Как бы низко она ни пала, для отцовского сердца она будет всегда выше всего в мире. Но больно подумать, что такой цветок растоптан ногами негодяя. Прощайте, Джон Ворт. Я двадцать лет считал вас моим другом, но сегодня вы показали мне, что такое дружба. Если бы не ваши седины, я выжал бы из вас ответ как воду из мокрой тряпки. Неужели вы надеетесь помешать мне отыскать злодея? Если бы Лондон был в двадцать раз больше, я отыскал бы его. Если бы он уехал на другой конец света, я отыскал бы его. Будьте в этом уверены, Джон Ворт, и когда я отыщу его, вы об этом услышите.
Он вышел из комнаты так же резко, как вошел, а управляющий остался у своей конторки, с опущенными в землю глазами, нервно крутя бумагу, и с видом человека, терзаемого совестью. Он любил Грацию Редмайн и был дружен с ее отцом, но он считал своим долгом защитить Губерта Вальгрева, даже если, он действительно виновен. А кто мог поручиться, что он виноват? Доказательств против него никаких не было, а сам он отверг обвинение. Мистер Ворт усиленно упирал на последний пункт, хоть в душе придавал ему мало значения.
— Если человек не хочет сознаться, что он убийца, нет пользы спрашивать у него, куда он девал орудие, которым убил, — сказал Джон Воорт своей знакомке и поверенной своих тайн, пожилой женщине, привязанной к нему узами долгой дружбы и родства.
— Неприятное положение, — пробормотал он, усаживаясь опять перед своими бумагами и стараясь сосредоточить мысли на занятии, от которого оторвал его Ричард Редмайн. — И все это следствие того, что я оказал услугу молодому человеку. Мне следовало знать наперед, что сближение с ним не поведет к добру. Но он казался таким контрастом своего отца, таким степенным, трудолюбивым человеком. И имел полное право ожидать, что ему можно довериться.
Глава XX. ЧТО ХОТИТЕ ВЫ СООБЩИТЬ МНЕ?
Когда Ричард Редмайн освоился с своею утратой и начал привыкать видеть Брайервуд без Грация, хотя его дом все еще производил на него впечатление места, в котором лежит покойник, он решился подвести итог тем немногим фактам, которые ему удалось выпытать от мистрис Джемс.
Все, что она могла сообщить ему, имело для него мало значения. Она настаивала на том, что бдительно охраняла честь своей племянницы и не замечала за своим жильцом ничего дурного.