До и После: Исход
Шрифт:
Лиаобхватила коленки и уткнулась в них лбом. От мысли, что ей придется пройти через все в одиночку, мутило.
«В одиночку – холодное, страшное слово, подобное сгущающейся темноте», – к таким сравнениям приучил ее Норт, признанный мастер по части воспевания тьмы, смерти и мрака.
«А что, если ты не просто осталась одна, – вдруг заговорил внутренний голос, – что если, ты осталась совсем-совсем одна? Может, больше никого нет и никогда не будет? Что ты будешь делать при таком раскладе?»
Она несколько раз стукнулась затылком о дверь, будто это могло выбить ужасные мысли из ее головы.
– Все из-за него! Это все из-за
«Все уже давно далеко не нормально, и ты это прекрасно знаешь. Нормально уже не будет».
Лиа задрала голову вверх и, втягивая воздух через рот, уставилась в густую толщу тьмы, скрывавшую крышу амбара. Пару лет назад она читала в журнале о какой-то дыхательной гимнастике, помогающей избавиться от стресса, но все, что ей запомнилось, сводилось к глубоким вдохам и выдохам.
– Может, это и не поможет, но хуже-то уж точно не будет, правда? – спросила она себя, сделала вдох и выдохнула, как положено. – Все будет хорошо, все будет хорошо, – словно заклинание шептала она, – есть и другие люди. Возможно, даже есть места, которых это не коснулось.
«Хоть себе-то не ври», – сказал ехидный внутренний голос, но Лиа прогнала его новым глубокими вдохом.
Время текло, а она все сидела у двери, не в силах подняться. Застывшая, потерянная, не ощущающая ничего. С пустотой, грозившей заполниться злостью. Десять минут, двадцать, час или два – она не знала, сколько времени провела, глядя в пустоту, не думая ни о чем. Ее внутренний хронометр дал сбой. А потом что-то щелкнуло, где-то глубоко внутри, на грани сознания. Неуловимое, горькое. Прошелестело и растворилось. И в этот момент Лиа поднялась с места.
Стог сена не подвел. Оказался именно таким, каким она его всегда представляла. Колючим, но мягким, почти идеальным в данных условиях. Она наклонилась и почти упала в него, зарылась, соорудив кокон, и почувствовала, что другого ей и не нужно. Ни кровати, ни подушки, ни одеяла. Она ничего больше не хочет.
Ее ждало неизбежное – страшная пытка, которой подвергаются все, кто потерял свою любовь навсегда. Ей предстояло заснуть в одиночестве. Но еще хуже было то, что ей, в отличие от Норта, утром предстоит и проснуться.
Она тихонько заплакала. От обиды и бессилия, не до конца отдавая себе отчет в том, что же все-таки произошло.
Прошло несколько недель с начала конца. Все изменилось в один момент, но Лиа, казалось, даже к этому почти привыкла. Теперь стало куда хуже. Ее пугала мысль, что в целом мире больше никого не осталось.
Но ей и в голову не могло прийти, что даже сейчас в амбаре она была не одна.
2(ПОСЛЕ) У костра
Они брели по рельсам уже второй день. Это изматывало, но другие варианты были еще хуже. Ночевать приходилось в лесу. Спать - в старых походных палатках. Хотя о каком сне может идти речь, если каждый шорох в темноте превращается в монстра, выжидающего, когда ты потеряешь бдительность? Но этот участок, спасибо тебе, кружок юных натуралистов, был безопасен. Самодельные ловушки-гремелки тут же подадут сигнал, стоит кому-то пересечь периметр.
Джереми мог бы позволить себе поспать, но сон не шел. Не из-за страха - из-за Анны. Глупо сожалеть о не сложившихся отношениях, когда кругом царит хаос, но он ничего не мог с собой поделать. С мыслями об Анне сейчас могли конкурировать только мысли о еде.
«О, хрустящий
Еда из прежней жизни – вот чего ему по-настоящему не хватало. Почти также сильно, как не хватало Анны, хотя вслух он вряд ли когда-нибудь в этом признался бы. Джереми мог бы отдать мизинец на ноге и, скорее всего, так бы и сделал, если бы кто-нибудь взамен предложил ему большой кусок дымящейся пиццы, ну или хотя бы большой бутерброд с ветчиной, сыром и соусом. Не будь он подростком, давно заплыл бы жиром от такой диеты, но Джереми был молод, крепок и здоров, если не брать в расчет душевные раны.
«Вот как так? – терзал он себя вопросом. – Как я дал себя облапошить? Почему пошел на поводу у своей гордости? И почему это произошло перед тем, как начался этот кошмар? Почему именно тогда?»
На душе было до того паршиво, что хотелось курить. Джереми знал, что это совсем не круто, что это вредно и вообще вряд ли поможет. Но странное, нелогичное желание становилось все сильнее и навязчивее.
«Какая теперь разница... курить или не курить? Убьет меня что угодно, но уж точно не рак легких».
Он мог бы развить эту мысль, задуматься о том, как жить дальше, как обезопасить свой путь. Задуматься о чем угодно более важном, раз уж все равно не спал, но по закону подлости, в голову лезла одна ерунда. Джереми терзал себя бесчисленными вопросами, не имевшими сейчас никакого смысла. Но ведь он подросток, а кто вправе винить подростка за глупые мысли?
– Зачем я тогда вообще к тебе пришел, Арчи? – прошептал он в костер и бросил в него обломок ветки.
Они с Арчи родились через много лет после объединения всех стран в республики. Дружили с детства. Росли в общем, смешанном мире, сулившем счастливую жизнь и безоблачное будущее. Но будущее оказалось совсем не таким.
В тот вечер, на дне рожденья у Арчи, Джереми слегка выпил. Настроение поднялось, а музыка только усилила эффект. Он был молод, популярен и красив и думал, что весь мир лежит у его ног. Одна из кокеток давно строила ему глазки, хоть и знала, что он не свободен. Но Джереми понимал, женская солидарность вещь двухсторонняя. А кокетка была ничего. Отогнав манящие мысли, он отправился искать Арчи.
«А может, это не так уж и страшно? – думал он, опустошая вторую бутылку пива. – Вечер такой веселый, а пара поцелуев никому еще не вредила. Да и Анне она не расскажет».
Но он не учел одну вещь – смартфоны это и радость, и беда. Клик, клац – и ты уже в сети, уж ему ли было этого не знать?
– Ой, дурак! – протянул он, спрятав лицо в ладони.
«Какая теперь разница?» – в ответ пропел внутренний голос.
Да, от сигареты сейчас он точно не отказался бы. Костер уже тлел. Из палатки доносилось мерное сопение. Сон этот не был безмятежным, но плохой сон лучше, чем полное его отсутствие. Джереми взял в руку палку и пошевелил угли. Пламя вспыхнуло и почти тут же погасло. Больше, чем об отсутствии сигарет, он жалел об отсутствии простейшего плеера. Если бы он только мог вставить наушники в уши и окунуться в волны любимых треков. Это спрятало бы его от собственных мыслей, ведь, если не считать алкоголя, нет лучшего лекарства, чем музыка, уносящая от проблем. Но плеера не было, и, в любом случае, отгородиться от внешних звуков - непозволительная роскошь в условиях сломанного мира.