До конца своих дней

Бенедикт Барбара

«Какой стюард?» – чуть не спросила Гинни, но ее мысли были заняты не столько неудобствами путешествия, сколько потерей багажа.

– Мне нужно сейчас же найти саквояж, – дрогнувшим голосом сказала она. – Поехали назад.

– Никуда ты не поедешь, – твердо сказал Ланс. – Порт – не место для леди. К тебе опять привяжутся какие-нибудь босяки.

Гинни вовсе не хотелось опять встретиться с теми нахальными мальчишками, но надо же найти медальон.

– Ланс, для меня это очень важно. Если кто-нибудь украл мои вещи...

Ланс

крепко сжал ее руки.

– Ладно, пошли в дом, а когда ты там устроишься, я поеду в порт и привезу твой багаж.

– Я войду в дом и без твоей помощи. Пожалуйста, поезжай сейчас же.

Ланс посмотрел на чугунные ворота.

– Но дядя Джервис хотел...

– С дядей Джервисом я сама договорюсь. – Она чуть ли не подтолкнула его к карете. – Если я потеряю багаж, папа жутко рассердится. Тебе же не хочется, чтобы он опять на меня сердился?

Этот аргумент пронял Ланса. Он выпрямился и улыбнулся ей.

– Ты права. Не беспокойся, найду я твой багаж, дорогая, и все прочее. – Его ослепительная улыбка согрела ее, как теплое одеяло. – Разве я когда-нибудь тебе отказывал? Я же твой Ланцелот!

В эту минуту Гинни позавидовала ему. Какой Ланс молодец – всегда уверен в себе! Он и не сомневается, что вернется с ее вещами.

– Твое желание – закон для меня. – Ланс склонился в элегантном поклоне и поцеловал ей руку. – Я всегда к твоим услугам, моя прекрасная дама.

– Да ну тебя, – сказала Гинни, пытаясь скрыть удовольствие, которое ей доставило его поклонение. – Поспеши, Ланс, а не то кто-нибудь стащит мои вещи.

– В бой!

Размахивая воображаемым мечом, он впрыгнул в карету и велел кучеру ехать обратно в порт.

– Но по возвращении с победой я жду награду – поцелуя.

– Найди только мой саквояж, – тихо сказала Гинни, когда карета, грохоча по булыжникам, скрылась за поворотом. – А награду мы обсудим потом.

– Если объявлена награда, надеюсь, ее может получить любой, вернувший саквояж? – раздался у нее за спиной густой бас.

Гинни обернулась. Перед ней стоял «пират» из порта.

– А вы откуда взялись? – резко спросила она, несколько напуганная его появлением на этой тихой улице. – Что вы здесь делаете?

– Я считал, что по улице ходить можно всем. – Он кивнул в сторону соседних домов, окна которых были закрыты ставнями от полуденной жары. Там никому не было дела до того, что происходит на улице. – Оказывается, это ваше царство, моя прекрасная дама.

Страх испарился из сердца Гинни, уступив место негодованию. «Моя прекрасная дама»! Как смеет этот грубиян с насмешкой произносить романтическое имя, которое ей придумал Ланс?

– Вы правы, по дороге может ходить каждый. Не осмеливаюсь вас задерживать – идите, куда шли.

Приподняв юбки, она направилась к воротам, ей хотелось скрыться от него во дворе, который уже казался не только оазисом, но и убежищем.

– А это вас

нисколько не интересует?

– Не могу себе представить, сэр, чтобы вы могли меня чем-то заинтересовать.

– Мне некогда играть с вами в игрушки, моя прекрасная дама, – сказал он с явным раздражением. – Вам нужен ваш саквояж или нет?

Гинни круто повернулась и только сейчас заметила, что незнакомец держит в руке ее саквояж. Из-под полуоткрытой крышки свисал угол ее голубого платья.

– Да, это мои вещи. Как вы смели...

– Я ничего у вас не украл, – перебил он ее. – Вы бросили саквояж в порту.

– Я вовсе не имела в виду...

– Так уж и не имели? – Он вперил в нее пронзительный взгляд, и Гинни вдруг стало стыдно. Она и вправду чуть не обвинила его в воровстве.

– Я пришел сюда не для того, чтобы с вами переругиваться, – сказал незнакомец нарочито терпеливым тоном. – Берите свой саквояж, и я оставлю вас в покое.

Гинни медленно подошла к нему, с подозрением глядя на голубую ткань.

– Что вы с ним сделали?

Посмотрев на саквояж, он пожал плечами.

– Дети его открыли. Им было интересно. Гинни выхватила саквояж у него из рук.

– Вы позволили этим... этим портовым крысятам разграбить мои вещи? – воскликнула она, открывая саквояж.

– Никто ничего не грабил. Им просто хотелось заглянуть внутрь. Детям трудно сдержать любопытство, когда они видят такие красивые вещи, особенно детям, которые к ним не привыкли.

– Я не вижу медальона. – Она с ужасом заметила, что почти кричит. – Эти оборванцы украли мой медальон!

– Не спешите с обвинениями, – спокойно сказал незнакомец. – Никто ничего не брал. Вот он.

Он раскачивал медальон за цепочку, словно дразня ее. Гинни хотелось вырвать медальон у него из рук, но она сдержалась, не желая показывать незнакомцу, как важен для нее этот медальон.

Но что-то у нее в лице, видимо, выдало ее, потому что незнакомец стал рассматривать медальон. Он открыл защелку, и его резкие черты смягчились.

– Теперь я понимаю, почему вы так расстроились. Конечно, вам не хочется потерять портрет своей матери.

– Вы знали маму? – удивленно спросила Гинни.

– Все знали Аманду Маклауд. Это была настоящая леди.

– Вы хотите сказать, что я не настоящая. Он пронзил ее взглядом.

– Ваша матушка никогда не стала бы разбрасываться бездоказательными обвинениями. А если бы даже такое вдруг случилось, убедившись в своей ошибке, она тут же извинилась бы.

– Кто вы такой поучать меня? – То, что он был прав, только еще больше разозлило ее. – Вы, видимо, принесли саквояж в надежде на вознаграждение. – Она смерила его презрительным взглядом. – Но как бы вы ни нуждались в деньгах, должна вас разочаровать. Никакого вознаграждения вам не будет – слишком грубо вы со мной разговаривали. Отдавайте медальон и убирайтесь.