До наступления темноты
Шрифт:
Я напялил на себя сразу три нагрудника и убедился, что рожки торчат из карманов правильными концами кверху. Наконец, еще раз проверив М-16, я взглянул на часы: 8.19. Я попрыгал – ничего не гремит, все закреплено надежно – и перевел переключатель на автоматическую стрельбу.
Я подбирался к хижине, останавливаясь через каждые несколько шагов, вслушиваясь в крики птиц – не встревожены ли они? – и в голоса прочей живности. Если все пойдет наперекосяк, мне придется быстро спуститься к реке, подобрать канистру, прыгнуть в воду и плыть
Я остановился, совсем немного не доходя до поляны, медленно опустился на колено и прислушался. Единственным звуком человеческого происхождения были удары капель, падавших с моей одежды на палую листву.
По ведущей в джунгли тропе недавно кто-то прошел, больше того, по ней протащили нечто, оставившее борозду на земле. По обе стороны от борозды виднелись отпечатки ног. Я поднялся с колена и двинулся параллельно тропе.
Через двадцать шагов я увидел уже знакомую мне, лежавшую кверху дном надувную лодку с мотором. Ее проволокли по тропе и оттащили вправо, так что теперь она преграждала мне путь.
Я немного углубился в лес и пошел, по-прежнему двигаясь параллельно тропе. Я старался перемещаться быстро, но при этом не выдать себя шумом.
Где-то под деревьями послышался металлический лязг. Я замер, насторожив слух. В первые несколько секунд я слышал лишь собственное дыхание, потом лязг повторился. Он раздавался впереди, чуть слева от меня.
Поставив винтовку на предохранитель, я лег на живот. Теперь мне следовало передвигаться медленнее черепахи, но вот только часы уже показывали 9.06.
Я пополз вперед. Чтобы нагрудники не волочились по земле, приходилось приподнимать тело выше, чем мне хотелось. Каждые пятнадцать сантиметров я останавливался, поднимал голову, вглядывался и вслушивался, пытаясь обнаружить источник шума, но слышал по-прежнему только собственное дыхание.
Послышался какой-то шум, и я снова замер. Еще один удар металла о металл – потом негромкий, быстрый обмен фразами, едва-едва перекрывший стрекот цикад. Я закрыл глаза, повернулся ухом в сторону источника звуков, открыл, чтобы отсечь внутренние шумы организма, рот и сконцентрировался.
Интонации были определенно не испанские. Я напряженно вслушивался, но никак не мог разобрать, какие именно. Разговор велся быстро, и теперь его сопровождало постукивание полных канистр для горючего.
Оторвав грудь от земли, я скользнул вперед. И вскоре различил за стеной зелени небольшую прогалину.
Мужчина в черной рубашке – я уже видел его на веранде – пересек прогалину с двумя черными, наполовину заполненными мешками для мусора в руках. На его армейском ремне висели два чехла с рожками.
Голоса доносились откуда-то справа. Принадлежали они уроженцам Восточной Европы, скорее всего, боснийцам.
Прогалина была раза в два меньше теннисного корта. Я ничего пока не видел, но слышал звук, который ни с чем не спутаешь, – где-то поблизости раздавалось шипение разогревшегося на солнце, выливаемого
Еще один бросок вперед, и я услышал его плеск. Чернорубашечник находился справа от меня, метрах в пяти-шести, рядом с ним стоял мужчина пониже, тоже бывший в ту ночь на веранде. Они поливали из канистр камуфляжные сети, складные койки армии США, лежавший на боку генератор, мусорные мешки. Все это было свалено в кучу. Скоро им придется уходить отсюда, вот они и уничтожали следы своей стоянки.
Задержав дыхание, я продвинулся еще на несколько сантиметров вперед, не спуская глаз с двоих, стоявших у груды мусора.
Теперь поле моего зрения расширилось, и я увидел спины двух боснийцев, одетых в зеленые рабочие куртки и джинсы. Оба склонились над раскладным столом, вглядываясь в два экрана, вмонтированных в зеленую металлическую консоль. Под каждым экраном располагалась встроенная клавиатура. Это, надо полагать, и была система наведения. Справа от нее стоял раскрытый ноутбук. За боснийцами лежало на земле пять обычных, гражданских рюкзаков, две винтовки М-16 с вставленными рожками и еще одна канистра, предназначенная, по-видимому, для уничтожения электроники после запуска.
Боснийцы указывали друг другу на экраны, потом перевели взгляды на ноутбук, один из них нажал при этом какую-то клавишу. За их спины в джунгли тянулись кабели. Систему наведения пришлось отнести подальше от ракеты – никому не хочется попасть под ракетный выхлоп.
Из леса вышел пятый член команды. На нем тоже была рабочая куртка, однако вместо джинсов – растянутые в коленях черные брюки. На плече у него висела М-16, на ремне – чехлы с рожками. Глядя на боснийцев, он закурил, глубоко затянулся и, взявшись свободной рукой за полу рубашки, помахал ею. Даже не узнай я его физиономию, я бы ни с чем не спутал похожий на пиццу шрам от ожога.
Вдруг боснийцы торопливо залопотали, голоса их поднялись на целую октаву, а Человек-Пицца пошел к ним и склонился над экраном. Похоже, началось. До пуска ракеты остались считанные минуты.
Я рывком поднялся на колено, сдвинул переключатель на автоматическую стрельбу, уперся прикладом в плечо. Нажав на спуск, я всаживал короткие очереди в землю у груды мусора.
Звуки стрельбы слились с воплями – боснийцев охватил ужас, двое других бросились к винтовкам, а пятый, казалось, растаял в воздухе.
Мне вовсе не хотелось попасть в боснийцев: если они способны запустить ракету, значит, способны и остановить запуск. Рожок опустел.
Я вскочил и сменил позицию, прежде чем они сообразили, откуда велся огонь. Под прикрытием листвы я отбежал вправо, на ходу сменив рожок. Тут слева, с прогалины, забили длинные очереди.
Я упал на землю и подполз к самому краю прогалины – как раз вовремя, чтобы увидеть удирающих по тропе боснийцев. Увидел я и Человека-Пиццу, залегшего на другой стороне прогалины и орущего, приказывая боснийцам вернуться: