До последнего вздоха
Шрифт:
Наши шаги эхом звучали в пустом коридоре, пока мы шли вперёд.
– Группа крови совпадает, – сказал «ворон», остановившись у двери. – От тела пытались избавиться, Алекс. Зрелище не из приятных, предупреждаю сразу.
Сбоку от меня шумно выдохнул Вандор.
– Когда наступила смерть? – опередил он меня с вопросом.
– Около… – патологоанатом взглянул на часы. – Около десяти часов назад. Повторю: от тела пытались избавиться. Из-за многочисленных ожогов точнее сказать сложно. Ты готов?
Готов ли я? Ни одному из
Мы были знакомы уже очень много лет. С того дня, когда посреди ночи он с абсолютным хладнокровием вытаскивал пулю из бедра моего живущего по своим собственным законам приятеля. Каждый раз, когда я видел Ворона, чувство было такое, что он ходит у смерти в ближайшем окружении. Сейчас это ощущение было особенно сильным. Готов ли я? Готов ли я увидеть изуродованное тело женщины, ставшей моим безумием, моим наваждением и пульсом?
– Да, – коротко сказал я, не желая оттягивать и уже Вандору. – Я пойду один.
Мы с Генрихом прошли в помещение по соседству. Напротив оказалось большое, завешенное шторой стекло. Гудящие под потолком лампы давили на уши. Холод пробрался не под одежду – под кожу.
– Я тебя предупредил, Алекс, – прихрамывая, Генрих пошёл к шторе.
Я набрал побольше воздуха. Предстоящее мне не было пыткой – ад. Ворон обернулся, и я сдержанно кивнул ему. Он отдёрнул штору – звук прошёлся по нервам тупым лезвием.
Меня затошнило. На металлической каталке лежала девушка. Вернее, то, что было ей когда-то. Обожжённая кожа, маленькие ступни. Узкие запястья и…
– Это она, – прохрипел, глядя в одну точку.
Чёрные и зелёные камни в оправе из белого золота. Раскрытый цветок вьюна на правом бедре. Ничего не было – только этот цветок.
Развернувшись, я быстрыми шагами вышел прочь. Мимо Вандора и Дэна. По провонявшему антисептиком и смертью холлу.
– Алекс! – окрик сотряс воздух, звоном отдался в ушах.
Оказавшись на улице, упёрся руками в стену и, стиснув зубы, зарычал. Уничтожу. Каждого уничтожу.
Кулак в бетон. С размаху, до сверкающих звёзд и белых вспышек.
Кроваво-чёрное марево. Ещё и ещё, пока кровь не брызнула в разные стороны.
– Алекс, – Вандор и Дэн скрутили меня, пытаясь отволочь прочь. Хотелось блевать. Кулак врезался в скулу, Вандор матернулся и ответил.
– Прекрати! – рявкнул с яростью. – Что?!
Он рычал. У меня из глотки рвался сип. На губах я чувствовал вкус собственной крови. Скалясь, сипел, а рот наполняла слюна.
Денис отпустил меня.
Я сплюнул на асфальт розово-желчной кляксой. Поднял на Вандора взгляд. Мотнул головой и на хрипе выдавил то, что отсекло жизнь от смерти:
– Это она, Вандор. Это Стэлла.
Глава 5
Алекс
Виски ничего не изменил. Разум оставался предельно ясным, только глотку
– Хватит, – Вандор забрал бутылку. – Тебе нужно побыть с дочерью. От того, что ты до зелёных чертей надерёшься, лучше не станет.
– А от чего станет?
Очередной вопрос, ответа на который не было. Но Вандор прав. Мне нужно побыть с дочерью. Притихшая прислуга расползлась по углам, в доме стояла гробовая тишина. Только из гостиной звенящей насмешкой доносилось мелодия, изрыгаемая купленной с пару недель назад детской шкатулки. Я привёз её Надии из Франции, куда летал, чтобы проследить за ходом работ по отделке своей виллы на лазурном берегу. Давно собирался заняться этим. Обещал Стэлле, что вилла будет готова к началу зимы, и мы съездим туда на выходные. Она давно хотела во Францию, но всё не складывалось. Пока пришлось ограничиться мелочёвкой: Надии – шкатулка с медвежонком на крышке, Стэлле – браслет из розового золота с малахитом и янтарём. Бутылка красного сухого, чтобы провести вечер у камина.
Вандор хлопнул меня по плечу. Я мог с уверенностью сказать, что мигом раньше он поменял нас местами. Представил себя заходящим за дверь в конце серого коридора морга с приговорённой надеждой в сердце.
– Понятия не имею. Но, если тебе что-то будет нужно, дай знать.
– Иди к чёрту, – огрызнулся я.
Провожая Вандора к парадным дверям, я пытался выкинуть из памяти потускневший вьюн на мертвенно-бледном женском бедре. Ни запах крови, ни вид выпущенных кишок не смог бы вызвать у меня большего неприятия, чем этот проклятый вьюн, похожий на сорванный и брошенный в компостную кучу сорняк. Это было даже хуже обожжённого до кости тонкого запястья, хуже изуродованного лица. К горлу подкатила тошнота, желудок скрутило узлом.
Проходя мимо гостиной, я повернул голову и посмотрел на сидящую на ковре у камина дочь.
– Дай сюда, – вернул себе пойло. Глотнул в попытке справиться с норовящими вывернуться наружу внутренностями.
Не помогло. Стало только хуже. Поганый виски. Поганый день. Всучил Вандору бутылку и махнул на дверь.
– Сам найдёшь дорогу.
– Держись, – его взгляд был холодным. Ни сочувствия, ни жалости, за которые я бы, скорее, дал ему в рожу, чем бы был благодарен. Ему не нужно было бросаться фразами вроде «тот, кто к этому причастен, ответит». Это подразумевалось без слов.
Мрачно посмотрев в спину удаляющемуся Вандору, я прошёл в гостиную.
– Вон отсюда, – сухо приказал замеревшей у камина няньке.
Та прошмыгнула мимо, не обронив ни единого слова. Только голову подняла и сразу же склонила. Боялась взглядом со мной встретиться. И правильно. Не хрен.
Надия закрыла свою шкатулку. Мелодия оборвалась на середине. В точности, как это бывает, с жизнью.
– Папа, когда мама придёт? – болото, а вокруг камыши. Я смотрел в глаза дочери, а видел её мать.