До потери пульса
Шрифт:
– Савельева, к доске! – проревела Жизель Ивановна.
Дима злорадно улыбнулся. Одуванчик вернулась в обычный мир. Прямо перед ней возникла Жизель Ивановна. Она смотрела ей в глаза. С минуту Одуванчик старалась сообразить, как ей лучше поступить. И вдруг она придумала. Она встала с места и направилась к доске. Пока Одуванчик шла, Дима ёрзал от радости и потирал руки как муха лапками на навозной куче.
– Жизель Ивановна, я, конечно, поняла, как решается эта задача. – сказала Одуванчик стоя у доски. – Но дело в том, что мы с Димой советовались, пока решали её. И, так сказать, объединив наши усилия, мы пришли к очень интересному результату. Но мне бы не хотелось
– Ну если он и правда…
– Да! – чуть ли не крикнула Одуванчик, посмотрев на Диму. Тот, судя по взгляду, готов был покуситься на её жизнь. И это как минимум. – Я сама удивилась, как он додумался до такого решения. Это поразительно!
– Хорошо. – отрезала Жизель Ивановна, – Мне, собственно, совершенно без разницы, кто здесь будет стоять. Пусть Шишкин нас удивит.
Одуванчик ещё раз улыбнулась и вприпрыжку вернулась на место. Дима Шишкин, как чайник, почти начал свистеть. Он медленно встал из-за парты и стиснув зубы так же медленно пошёл к доске. Все его планы рухнули. Да что там. Мир рухнул. Как вообще можно было во что-то верить теперь? И кому верить?
Шишку вели на казнь. С него даже сняли полосатую робу. Она ему теперь ни к чему. Теперь её заберёт себе кто-то из ушлых заключённых или сама Цербер. Она сошьёт из неё себе новое платье. Дима развернулся лицом к доске и медленно поднял голову. Он смотрел последний раз в небо. Типичное поведение приговорённых к смертной казни. Последний раз он видел облака и солнце.
Глава 2
Переменки по тридцать минут угнетали Одуванчика. Она успевала съесть свой завтрак и могла бы успеть даже захватить мир, или, по крайней мере, школу. Времени хватило бы на то, чтобы обезвредить бомбу или зануду-вахтёршу, которая каждое утро закатывала глаза, если ты приходил без пропуска. Кстати, Одуванчику ещё надо было зайти в канцелярию за новым. А то придумывать каждое утро впопыхах оправдания становилось всё труднее.
Одуванчик сидела в столовке в самом углу за столиком. Она снова воткнула в уши наушники. На этот раз она действительно слушала музыку. Неподалёку от неё сидела компашка одноклассников. Они дружно смеялись над чем-то. Дима и Женя периодически подскакивали вверх в приступах хохота, девчонки вели себя более сдержанно, но не переставали улыбаться и кокетничать.
Одуванчик закрыла глаза. Она очутилась в кирпичном доме без окон и дверей. Но кирпичи были необычные, это были точь-в точь сборники для подготовки к экзаменам по разным предметам. Здесь была и математика, и русский, и литература, и английский. Одуванчик освещала фонариком от телефона корешки книг и всё больше приходила в ужас. Наконец, она села на пол и отключила фонарик, чтобы погрузиться в более дружелюбную и уютную темноту. На мгновение Одуванчику показалось, что где-то капает вода, она снова зажгла фонарик. Ничего. Только стены, стены, стены…
Прогрохотала тележка с посудой. Ой! На полу осколки разбитой тарелки. Одуванчик очнулась, открыла глаза. Дима Шишкин стоял как вкопанный и смотрел на буфетчицу. Та смотрела на него в ответ, только злобно, с явным раздражением. Она медленно опустилась вниз, подобрала осколки и поднялась обратно. Дима сглотнул и слегка отодвинулся в сторону.
– Ради бога… Я ж не это…
– Тфу! Что ты не это? А? – буфетчица раздражённо скинула осколки в тележку и рывком
Дима недолго переживал по поводу случившегося. Он моментально выдал какую-то очередную тупую шутку, и окружавшие его дамочки захохотали, презрительно глядя на буфетчицу.
За пять минут до конца перемены заметно поредела очередь в буфет. На охоту за сосисками в тесте и пиццей вышли самые хитрые. Одуванчик снова решила послушать музыку. Но что-то явно было не так. Ей уже не хотелось ничего. Она с раздражением выдернула из ушей наушники, потянув за провод, и положила лицо на стол. Какая скука. Скука. Скука. Как вдруг ей в голову пришла совершенно гениальная мысль. Она откопала в «кирпичном» доме зажигалку, пока возила рукой по полу.
Надо сбежать. Как в сериалах. Уйти и не возвращаться. И никаких тебе экзаменов. Никаких тебе одноклассников. Нужно только найти напарника. Одной страшновато как-то. Как в сериалах. Как в сериалах.
Одуванчик резко подняла голову, выпрямилась.
«Всё, первый, кто войдёт в столовую, пойдёт со мной», – подумала она, устремив взор на дверь, – «это точно будет кто-то интересный. Другие в такое время в столовку не ходят».
Одуванчик застыла в ожидании. Две минуты до звонка. Это точно должен быть кто-то сумасшедший, кто-то безумный. Буфетчица начала собирать непроданные булочки и класть их в тележку. Минута до звонка. Неужели никто не придёт? Одуванчик уже отчаялась, она полезла под стол, чтобы поднять упавшую обёртку от твикса. Ноги в кедах. Кто это? Кто-то вошёл. Одуванчик спешно вылезла из-под стола, ударившись головой. Ну же, кто это?
– Гоша?! – Одуванчик ненамеренно крикнула на весь зал.
Гоша обернулся. Он протягивал буфетчице мятый полтинник.
– Ты чего это? – спросил Гоша, получая сосиску в тесте, бережно завернутую в салфетку.
Одуванчик громко вздохнула. Не сработало. Гоша был так называемым «заядлым ботаником». Он не получил ни одной четвёрки с пятого класса. А тогда в пятом ему поставила четвёрку пьяная русичка, которую настолько растрогало его сочинение, что у неё рука не поднялась поставить отлично. У них тогда был школьный корпоратив, но трудоголичку русичку оторвать от проверки сочинений оказалось практически невозможно. Было принято решение принести тетради прямо на праздник.
Нет. Это было бесполезно. Он не то что сбежать не сможет, он даже уйти с последней физкультуры не рискнёт.
Гоша зачем-то подошёл к Одуванчику со своей сосиской в тесте. В голове у Одуванчика всплывали кадры из недавно просмотренного сериала «Конец грёбаного мира».
– Чего звала? – спросил Гоша, откусывая кусок сосиски.
– Сейчас звонок будет. – Одуванчик посмотрела на часы. – Вахтёрша уснула, наверное.
– Как? – спохватился Гоша и тоже посмотрел на часы.
Прозвенел звонок. Гоша начал быстро запихивать сосиску в рот.
– Не подавись. – сказала Одуванчик и встала из-за стола.
Её терзали мысли о том, что, согласно уговору, который она сама придумала, она должна сбежать именно с Гошей. Но она совершенно не могла поверить в то, что он согласится на подобное. И всё же она рискнула спросить.
– Слушай, вообще, у меня тут одна мысль появилась, – начала Одуванчик, когда они с Гошей вышли из столовой. Тот всё ещё пытался судорожно запихнуть в рот сосиску, – что если мы с тобой сбежим отсюда?
Гоша остановился. Он был похож на хомяка, который только учился жить по-хомячьи. Чтобы что-то ответить ему потребовалось некоторое время.