До потери пульса
Шрифт:
– Предлагаю выпить за то, что хорошо кончается!
Если в первый раз эти женщины пришли ко мне испуганные мрачными перспективами, то сегодня они явно пребывали в эйфории – оттого, что теперь ничто уже не угрожает ни их жизням, ни бизнесу. Неудивительно, что они чокнулись чашками. Я же воздержалась от этого неуместного жеста.
– А еще ничего не кончилось, – пригубив кофе, сказала я им прямым текстом.
– Как это – не кончилось?! – Рука у Бережковской дрогнула, кофе выплеснулся из чашки, коричневые капли попали на ее светлую юбку. Она взяла салфетку, промокнула пятна и растерянным тоном произнесла: – Мазурова отправили
– Суда над Мазуровым не будет, – уверенно заявила я, вдребезги разбивая своим заявлением иллюзии клиенток. – Николай психически болен, а что касается всех этих преступлений и происшествий, за которые он взял на себя ответственность… на самом деле он не имеет к ним никакого отношения! Конечно, он много чего наговорил, но все это было лишь плодом его больного воображения.
– Как это – не имеет?! Татьяна Александровна… вы себя хорошо чувствуете? – вопросила меня Корнилова. – Все-таки вам надо было обратиться к врачу, а не полагаться на самолечение.
– Самочувствие мое бывало и получше, – честно призналась я. – Только на ясность моих мыслей это никак не влияет. Мазуров в некоторой степени тоже жертва взрывоопасной обстановки, сложившейся за последнее время в Доме бытовых услуг. Всеобщее напряжение негативно повлияло на его психику и спровоцировало обострение шизофрении. Он начал разговаривать сам с собой, прислушиваться к неким потусторонним «голосам» и совершать неадекватные поступки, продиктованные ему откуда-то «свыше». Причем это обострение началось всего несколько дней тому назад, и его письма – подтверждение этому. Но они носили не угрожающий, а предупреждающий характер.
– Погодите, – перебила меня Ольга Николаевна, – но вы же сами зачитывали нам письмо, полученное Баутиной. В нем содержались явные угрозы в адрес инвалидов – слепых работников учебно-производственного комбината!
– Понимаете, у Мазурова – своя извращенная логика. Он решил, что спасти кого-то от наступления «Апокалипсиса» возможно, лишь заблаговременно напугав его, то есть дав людям – некоторым – шанс очистить помещение до того, как оно взлетит на воздух. Владельцы фотостудии и мастерской по ремонту обуви испугались и съехали, а Баутина отнюдь не спешила это делать. Это понятно – найти небольшие новые помещения для «Фотосферы» и «Башмачка&Сундучка» совсем не сложно. Другое дело – отыскать и арендовать другое помещение для инвалидов по зрению. Для них переезд с насиженного места был бы сродни катастрофе.
– Я, кажется, догадываюсь, по какому принципу Николай рассылал эти письма, – сказала Корнилова. – Он предупреждал об «Апокалипсисе» те фирмы, чьими услугами пользовался! Мазуров частенько отдавал обувь в ремонт, да и фотографии, я знаю, он распечатывал… А этих слепых Николай, наверное, просто пожалел.
– А как же ломбард? – осведомилась Бережковская. – Ломбард «Корона» тоже закрылся! Не думаю, что твой техник закладывал там золотишко. Он одевался ненамного лучше бомжа.
– Сам он, может, и не закладывал, а вот его мамаша, вполне возможно, это делала. – Ольга Николаевна на какое-то время замолчала и поднесла ко рту кусочек торта. – «Наполеон» действительно свежий! Нас с тобой, Наташа, не обманули.
– Вот что, Оля, ты нам тортом
– Да я сама только сегодня о ней узнала! Оказывается, мама Николая некогда занимала очень высокий пост. В советское время она была партийной номенклатурщицей, а в девяностые перешла в городскую администрацию – курировала торговлю.
– И откуда же ты об этом узнала? – осведомилась Наталья Петровна, несколько ошарашенная этой новостью, а скорее тем, что она прошла мимо ее ушей.
– Мне Лена рассказала.
– Какая Лена? – встрепенулась я.
– Елена Федоровна Корзун, – пояснила Ольга Николаевна. – Она пришла сегодня на работу, услышала, что тут вчера произошло, и явилась ко мне в кабинет – с повинной.
– В чем именно она признала себя виновной? – спросила я.
– Оказывается, она знала, что Мазуров состоит на учете у психиатра!
– Естественно, они ведь с Мелиховой были подружками, а Марина – родственница Николая, – прокомментировала Бережковская. – Я только одного не пойму: зачем Мелиховой понадобилось устраивать на работу своего двоюродного дядьку-шизофреника?
– Вот как раз об этом я и хотела рассказать! А ты, Наташа, мне не даешь, все время перебиваешь…
– Все-все, Оля, я молчу. – И Бережковская занялась тортом.
– Короче, так: года два тому назад Лена заметила, что с Мариной происходит что-то неладное – ей постоянно кто-то названивает и что-то от нее требует. Однажды Марина даже расплакалась, и Корзун поинтересовалась, что у нее случилось. Марина не сразу, но все-таки сказала, что одна дальняя родственница требует, чтобы она устроила на работу ее сына, больного шизофренией. Николай раньше на швейной фабрике работал, но что-то там такое отчебучил, и его вынудили уволиться. Мелихова прекрасно понимала, что Николаю в «Ирисе» делать нечего, у него в любой момент может начаться обострение, и в этом случае не избежать скандала. Она отказала Мазуровой-старшей, и та стала шантажировать Мелихову: «Не возьмешь Колю на работу – я тебя ославлю так, что ты из этого ателье вылетишь, а если устроишь его – подарю тебе кое-что из своих фамильных драгоценностей».
– Ну, все понятно! Марина – девушка меркантильная, – сказала я. – Поэтому она решила все же трудоустроить дядю Колю, а о возможных последствиях предпочла больше не задумываться.
– Выходит, так, – кивнула Корнилова. – Лена мне сказала, что она отговаривала Мелихову от этого шага, но – тщетно.
– Уж не знаю, можно ли верить Лене Корзун? – развела я руками. – Швеи говорили, что она сообщила Мазурову, будто его вскоре уволить собираются. А мне она совсем по-другому ситуацию представила!
– Лена мне и об этом случае рассказала. Когда она увидела у вас на столе личное дело Николая, то решила, что вы до чего-то докопались, и посоветовала Николаю быстренько написать заявление на увольнение. Он патетично заявил ей, что не сделает этого, потому что у него очень серьезная миссия, которую он обязательно выполнит. Корзун заподозрила, что техник уже на грани очередного обострения. Но мне она об этом не сообщила, – и Ольга Николаевна осуждающе покачала головой.
– Оля, да как же она сказала бы тебе об этом, если все знали, что ты ему симпатизируешь! – не постеснялась напомнить об этом факте Бережковская, заставив подругу покраснеть.