До рая подать рукой
Шрифт:
Потом ставшая ему сестрой заскакивает в дом на колесах и протискивается между его ногами. И вот глазами невинной собаки, глазами, которые знают, что игривое Присутствие всегда рядом, он видит, что девочка действительно светится изнутри.
Собака уже влюбилась в нее, но не смеет подойти ближе, как не посмела бы подойти к игривому Присутствию, если бы Оно подозвало ее, чтобы погладить по шерсти или почесать за ухом.
– Ты лучишься, – заявляет Кертис.
– Тебе не завоевать расположения девушек, – строго ответствует она, – говоря им, что они – потные [112] .
112
Еще
Она говорит тихо и при этом бросает взгляд в глубь дома на колесах.
Поскольку Кертис принимал участие во многих тайных операциях, да еще на разных планетах, он все понимает с полуслова и еще больше понижает голос:
– Я не имел в виду пот.
– Значит, намекал на это? – спрашивает Лайлани, похлопывая на стальному ортопедическому аппарату.
О господи, он опять, образно говоря, угодил ногой в коровью лепешку. С неохотой Кертис приходит к выводу, что напрасно думал, будто его умение общаться если и не достигло уровня Гэри Гранта в любом фильме с его участием, то все же лучше, чем у Джима Кэрри в «Тупом и еще тупее» или «Гринче, который украл Рождество». Первые минуты с Лайлани показывают, что в умении общаться у него больше провалов, чем достижений.
Пытаясь исправить ошибку, он заверяет девочку:
– На самом деле я не глупый Гамп.
– Я это сразу поняла, – отвечает она и улыбается.
Улыбка согревает его, а ставшая ему сестрой от этой улыбки просто тает. Она бы с радостью подбежала к девочке, перекатилась на спину и подняла в воздух все четыре лапы, выражая тем самым свое абсолютное доверие. Сдерживает ее только застенчивость.
Когда брови девочки удивленно поднимаются и она смотрит за спину Кертиса, он оборачивается и видит Полли, которая поднялась только на одну ступеньку, но все равно может смотреть поверх головы мальчика. Она очень красивая, но не менее грозная, пусть пистолет и спрятан в сумке. Ее глаза напоминают два кусочка синего льда, а по суровости взгляда, которым она окидывает интерьер дома на колесах и девочку, чувствуется, что время, проведенное в Голливуде, научило ее при необходимости действовать быстро и безжалостно.
В стене гостиной, напротив кровати девочки, окно, и движение за ним привлекает внимание Кертиса. Кэсс нашла какую-то подставку, мусорный контейнер или столик для пикника, которую и подтащила к борту трейлера. И теперь ее голова видна в окне, а выражение лица точь-в-точь такое, как бывает у Клинта Иствуда, когда тот дает знать, что не стоит становиться у него на пути.
– Вау! – тихонько восклицает девочка, откладывает журнал и пристально смотрит на Кертиса. – Ты путешествуешь с амазонками.
– Только с двумя.
– Кто ты?
Поскольку девочка светится изнутри, когда он смотрит на нее глазами собаки, у которой более острые органы чувств, Кертис решает быть с ней предельно откровенным и говорить только правду, как было и с близняшками.
– Сейчас я Кертис Хэммонд.
– А я сейчас Лайлани Клонк, – отвечает она, перекидывает ногу в металлическом
Он пожимает плечами:
– Сила воли против материи. На микроуровне сила воли всегда берет верх.
– Именно так и я собираюсь отрастить грудь.
– Ничего не получится, – отвечает он.
– Думаю, может, и получится. Позитивное мышление должно принести плоды. Но пока грудь у меня действительно плоская. Зачем ты пришел сюда?
– Чтобы изменить мир, – отвечает Кертис.
Полли предупреждающе кладет руку ему на плечо.
– Все нормально, – говорит он своему королевскому гвардейцу.
– Изменить мир, – повторяет Лайлани, вновь бросает взгляд в глубь дома на колесах, прежде чем встать. – Есть результаты?
– Ну, я только начал, а работа эта долгая.
Рукой, которая несколько отличается от обычной, Лайлани указывает на счастливое лицо, нарисованное на потолке, потом на хула-герлс, стоящих на соседних столиках.
– Изменение мира начинается здесь?
– Как говорила моя мама, все истины жизни и ответы на все ее загадки постоянно у нас перед глазами, мы можем увидеть их и осознать в любой момент нашей жизни, в любом месте, каким бы жалким или роскошным это место ни казалось.
Вновь указав на потолок и на статуэтки, Лайлани спрашивает:
– И каким бы склизким?
– Мудрость мамы поддерживала нас в любой ситуации, даже самой трудной. Но она ничего не говорила про склизлость за или против.
– Это твоя мать? – спрашивает Лайлани, бросив взгляд на Полли.
– Нет. Это Полли, и никогда не спрашивай, хочет ли она крекер. Я согласился есть их за нее. А в окно смотрит Кэсс. Что же касается моей мамы… ты когда-нибудь бывала в Юте?
– За последние четыре года я побывала везде, кроме Марса.
– На Марсе тебе бы не понравилось. Воздуха нет, холодно и скучно. Но вот в Юте, на стоянке грузовиков, ты не встречала официантку, которую зовут Донелла?
– Что-то не припоминаю.
– Значит, не встречала, иначе вспомнила бы. Донелла не похожа на мою мать, потому что они принадлежат к разным видам, хотя мама могла бы выглядеть как Донелла, если бы была ею.
– Разумеется, – соглашается Лайлани.
– Я, в общем, тоже мог бы выглядеть как Донелла, только у меня не хватает массы.
– Масса, – Лайлани сочувственно кивает. – Это всегда проблема, не так ли?
– Не всегда. Но я пытаюсь сказать, что Донелла напоминает мне мою маму. Прекрасные могучие плечи, шея, разрывающая стягивающий ее воротник, гордые подбородки откормленного быка. Великолепная. Восхитительная.
– Я уже люблю твою ма больше, чем свою, – говорит Лайлани.
– Я сочту за честь встретиться с твоей матерью.
– Поверь мне, не сочтешь, – Лайлани качает головой. – Потому-то мы и говорим шепотом. Она – ужас.
– Я понимал, что мы ведем тайный разговор, – отвечает Кертис, – но как грустно, что причиной тому – твоя мать. Знаешь, кажется, я еще не сказал тебе, что я – инопланетянин.
– Для меня это новость, – признает Лайлани. – Скажи мне кое-что еще…
– Все, что угодно, – обещает он, потому что она лучится.