До рая подать рукой
Шрифт:
Он подошел к кровати, наклонился над сестрой, поцеловал мокрую щеку. Если б он попросил воды, а ему принесли уксус, вкус последнего не мог быть хуже, чем у непрерывного потока слез, катящихся из глаз Лауры.
В коридоре он столкнулся с медсестрой, которая толкала перед собой стальную раздаточную тележку, миниатюрной жгучей брюнеткой с розовой кожей и синими глазами нордической блондинки. В накрахмаленной бело-персиковой униформе она буквально вибрировала от распирающей ее энергии. Ее заразительная улыбка заставила бы улыбнуться и Ноя, но визит к Лауре на какое-то время парализовал
Звали ее Уэнди Куайл. В пансионе работала недавно. Он встречался с ней только раз, но, чтобы запомнить имя и фамилию, бывшему копу больше и не требовалось.
– Плохо? – спросила она, бросив взгляд на комнату Лауры.
– Плохо, – кивнул он.
– Она целый день в мрачном настроении.
Определение «мрачное настроение» настолько не соответствовало глубинам ужаса, в которые погрузилась Лаура, что Ной мог бы выдавить из себя смешок, пусть улыбнуться ему по-прежнему не удавалось. Но даже такой безрадостный смешок наверняка бы огорчил маленькую медсестру, поэтому он сдержался и просто кивнул.
Уэнди вздохнула:
– Каждому из нас достается по-своему. Без трудностей не обойтись. Но некоторым их подают на маленьком блюдечке, тогда как другим приносят полные тарелки. А ваша бедная сестра, она получила целое блюдо.
Думая о блюдцах, тарелках и блюдах трудностей, Ной вновь с трудом подавил смешок, который встретил бы такое же неприятие медсестры, как и первый.
– Но на все трудности, которые подсовывает нам этот мир, есть один ответ.
Хотя Ной более не мог носить бляху копа, душой он оставался на службе.
– Какой ответ? – спросил он, вспомнив бандита из «Круга друзей» со змеей, вытатуированной на руке, и надписью на футболке.
– Мороженое, разумеется! – И театральным жестом она сдернула крышку с прямоугольного контейнера с теплоизолированными стенками, который везла на тележке.
Внутри стояли вазочки ванильного сандея [43] с шоколадным кремом, кокосовым орехом, вишнями. Уэнди развозила своим подопечным вечернее угощение.
Уловив резкие нотки в голосе Ноя, она спросила:
43
Сандей – мягкий пломбир. Сверху обычно заливается шоколадом или сиропом.
– А какого вы ждали от меня ответа?
– Любовь. Я думал, вы скажете, любовь – вот ответ.
На ее губах заиграла ироничная улыбка.
– Судя по тем мужчинам, в которых я влюблялась, мороженое всякий раз брало верх над любовью.
Наконец он улыбнулся.
– Лаура хочет сандей? – спросила она.
– Сейчас она не сможет есть сама. Разве что если я усажу ее в кресло и покормлю…
– Нет-нет, мистер Фаррел. Я раздам сандеи, а с последним зайду к ней. И покормлю ее, если смогу. Мне нравится ухаживать за ней. Ухаживать за всеми, кто здесь живет… это мое мороженое.
Дальше по коридору, ближе к выходу, находилась комната Ричарда Велнода.
Через открытую дверь Ной увидел Рикстера. Освободитель божьих коровок и мышей стоял посреди комнаты
– Если съесть эту вкуснятину перед тем, как лечь в кровать, – сказал ему Ной, – обязательно приснится сладкий сон.
– Сандей – действительно вкуснятина, – согласился с ним Рикстер. – Ты уже уходишь?
– Да. Ухожу.
Коротким вопросом Рикстер как бы говорил: здорово это, иметь возможность уйти, когда захочешь, даже лучше, чем сандей перед тем, как лечь в постель.
Покинув Рай для одиноких и давно забытых с его тенистыми дорожками, Ной полной грудью вдохнул теплый ночной воздух. Шагая к автомобилю, еще одному древнему «шеви», он попытался успокоить нервы.
Подозрения, которые вызвали у него слова Уэнди Куайл, оказались безосновательными.
Лауре ничего не грозило.
В будущем, если «Круг друзей» конгрессмена Шармера не сможет отказать себе в удовольствии свести счеты, удар будет нанесен по Ною, а не по его сестре. Джонатан Шармер был бандитом, надевшим тогу сострадания и справедливости, одеяние, которому отдавали предпочтение политики, но одежда не меняла его бандитской сущности. И одно из правил, по которым жил преступный мир, не считая, конечно, уличных отморозков, состояло в том, что разборки не касались членов семей, не имевших отношения к бизнесу. Жен и детей не трогали. Как и сестер.
Двигатель старушки завелся с пол-оборота. Прежний автомобиль требовал больших усилий. Легко нажалась кнопка, отпускающая ручник, без проблем включилась первая передача. И дребезжание старенького корпуса не мешало бы разговору, если бы рядом с Ноем кто-нибудь сидел. Черт, да это не «шеви», а «Мерседес-Бенц».
Глава 24
Чистить зубы без зубной пасты – не лучший способ ухода за ними, но аромат «Пепсодента» не улучшал букет ночного коктейля.
Лишив зубы мятного угощения, Микки вернулась в свою крошечную спальню, где уже стояли пластиковый стаканчик и ведерко со льдом. А в нижнем ящике маленького комода она держала запасы дешевой лимонной водки.
Одна полная, а вторая початая бутылки лежали под желтым свитером. Микки не прятала выпивку от Дженевы, тетушка знала, что она перед сном любит пропустить стаканчик-другой. Микки обычно это и делала, независимо от того, хотелось ей выпить или нет.
Микки держала водку под свитером с тем, чтобы та не попадалась ей на глаза, когда она лезла в ящик за чем-то еще. Вид бутылок, если они ей не требовались, ухудшал настроение, даже вызывал чувство стыда.
В этот вечер ощущение собственного бессилия напрочь заглушило стыд. Абсолютная беспомощность, так хорошо знакомая с детства, вызывала раздражение, перерастающее в слепящую злость, которая отрезала ее от других людей, жизни, надежды.
Чтобы избежать мучительных раздумий о том, что она ничем не может помочь Лайлани Клонк, Микки налила в стаканчик анестезирующее средство поверх нескольких кубиков льда. Пообещала себе вторую порцию лекарства, в надежде, что водка вгонит ее в сон до того, как беспомощность обратится в злость. Последняя приводила с собой бессонницу.