До самой сути
Шрифт:
Только бы она поскорей поднялась! Может быть, еще спит? Может быть, взяла машину и уехала, а он не слышал? Он по-прежнему боялся открыть глаза. Это слишком болезненно. К тому же не стоит ли припомнить кое-какие подробности, прежде чем оказаться лицом к лицу с Норой?
Во всяком случае, получилось глупо. Он твердо знал, что все было до слез глупо. Они стояли в просторной гостиной Нолендов. Уже наступили сумерки. Все без конца прощались друг с другом. День практически кончился, и прошел он не слишком плохо. Пи-Эм не знал, где в ту минуту находился Доналд:
Кто предложил съездить поглядеть на реку? Этого следовало ожидать. Пи-Эм вспомнилась вереница машин вдоль террасы. У некоторых, хотя окончательно еще не стемнело, были включены фары.
— Садитесь ко мне.
Говорили не с ним, а с братом, и говорила Лил Ноленд, у которой не было никакого резона уезжать из дома. Она просто-напросто похищала Доналда. Лил была весела, наигранно весела. Она по-свойски подхватила спутника под руку и отвела его в машину, в то время как Ноленд, ничтоже сумняшеся, сел в другую.
Неужели они все до одного были пьяны? Да, все — хоть немного. Гроза миновала. С деревьев падали крупные капли. На дороге, превратившейся теперь в канал, у машин как бы выросли длинные водяные усы.
Пи-Эм постепенно закипал. Садясь рядом с Лил в зеленую открытую машину, брат иронически улыбнулся ему. Он пребывал в том же наигранно веселом настроении, что и маленькая Ноленд. Кто бы подумал, что это тот самый человек с натянутыми до предела нервами, который так недавно звонил Милдред и детям!
До чего все-таки драматичен этот звонок через границу! Он взволновал Пи-Эм больше, чем ему хотелось. Он представлял себе, как женщина отталкивает детей от телефона, умоляет их помолчать, наконец передает им трубку — одному за другим, по старшинству, так что последним ее получает маленький Джон, которого приходится поднять на руки, — аппарат-то настенный.
Доналд не имеет права затевать это с Лил. Она не из тех женщин, с которыми играют. Однажды, когда вся компания набралась так же, как вчера, Пи-Эм попробовал поухаживать за ней. Она мило, по-приятельски улыбнулась и отвела его руку.
— Это не для нас, Пи-Эм, старина!
Нет, в нем говорит не досада. Это скорей… Как все сложно! Ревность? Тоже нет. Это непохоже на низменное чувство.
Пока что.
Машины остановились. Все вылезли. Фары освещали реку, и зрелище было действительно захватывающим: коричневые воды, мчавшиеся с головокружительной быстротой, поднялись так высоко, что с верхом накрыли бы легковой автомобиль.
Кто-то сказал Доналду:
— Вы присутствуете на одной из традиционных церемоний нашей долины.
Это точно. Как только начинается паводок, вы наверняка несколько раз на дню застанете здесь всех местных жителей. Кое-кто наезжает даже перед сном — часов в одиннадцать, а то и в двенадцать. И не в надежде переправиться, а просто так, поглядеть.
Рауль, старший ковбой Пембертона, тоже был там на своей белой кобыле, смирно стоявшей в полутьме под деревом. Как и все, он приехал полюбоваться разливом.
И, по всей видимости, уже добрый
Разговор шел исключительно о реке — это уже неизбежно. Всякий раз одни и те же истории.
Особенно отчетливо слышен был голос Лил Ноленд: от возбуждения он стал визгливее, чем обычно.
— Рауль, расскажите, как это делал индеец-яки [6] .
Подобно большинству мексиканцев, Рауль был не без примеси индейской крови и унаследовал бесстрастие своих предков. На фоне темно-желтой воды, слившись в одно со своей белой лошадью, словно фосфоресцировавшей в свете фар, он производил по-настоящему сильное впечатление.
6
Индейское племя, населяющее Сонору.
— Он единственный, кто не боялся плавать по разлившейся Санта-Крус, — рассказывал ковбой. — Я его хорошо знал. Это был индеец-яки, повыше меня и покрепче.
Жил он в глинобитной хижине, примерно на том же месте, где сейчас бар в Тумакакори. Когда течение становилось особенно красным от глины, он приходил сюда почти нагишом — только бедра красным платком обертывал. Высматривал в воде подходящее дерево, нырял и прошмыгивал через поток, как горожанин сквозь толпу, так что можно было не сомневаться: в ста метрах вниз по течению, всегда в одном и том же месте, он обязательно выплывет, толкая перед собой бревно. Так он дрова себе на зиму заготавливал.
— Он утонул?
— Нет, попал под машину.
Нарочно они, что ли, рассказали это Доналду? И пошло! Пембертон стал вспоминать годы, когда дожди, заканчивающиеся, как правило, в октябре, длились до самого декабря.
— Почти накануне Рождества мы были отрезаны на целых девятнадцать дней.
Не забыли, разумеется, и про историю с автомобилем Кейди. Выкладывать — так все. Кейди из упрямства решил перебраться через реку на машине. Вода еле закрывала колеса. Он был уже на середине Санта-Крус, оставалось каких-нибудь несколько метров, как вдруг над потоком встало нечто вроде водяной стены высотой в метр, а то и побольше. Кто-то на берегу закричал, Кейди, по счастью, услышал и посмотрел вверх по течению. Времени ему хватило лишь на то, чтобы выскочить из машины и, шлепая по воде, добраться до берега.
Через четверть часа из воды торчал лишь верх кузова. Кейди даже фотоснимок хранят. Когда Санта-Крус обмелела, автомобиль, превратившийся в кучу лома, обнаружили милей ниже. Так он там и стоит.
Лил с матерински покровительственным видом прижимала к себе в темноте руку Доналда, делая это так, чтобы никому не пришло в голову ни улыбнуться, ни почувствовать себя шокированным.
Неужели они до сих пор не нагляделись на бегущую воду? У Пи-Эм болела голова. После прощальной порции виски ему не терпелось лечь спать. И еще он должен что-то сделать. Только сейчас уже не знает что.