До седьмого колена
Шрифт:
Потом в разговор вмешался заскучавший Косолапый, предположив, что дела у Далласа не идут именно из-за Шпалы, который что-то химичит с записями. Шпалу обозвали диверсантом и врагом народа, после чего было единогласно решено выйти на улицу освежиться. К этому времени вторая бутылка виски давно опустела, в ход пошла третья и все были уже порядком набравшись.
Даллас кликнул официантку и наполовину в шутку, наполовину всерьез велел ей стеречь столик, чтобы всякие, как он выразился, шаромыжники не умыкнули оставленные без присмотра продукты. Выбираясь из-за стола, он сунул под мышку коробку с драгоценным револьвером. Туче это не понравилось, но
Миновав тесный, скудно освещенный и насквозь прокуренный вестибюль, они шумно вывалились на улицу и сразу окунулись в пахнущую выхлопными газами синюю прохладу позднего летнего вечера. Все было просто отлично: фонари сияли, отражаясь в полированных крышах припаркованных вдоль улицы автомобилей; неоновая вывеска «Старого салуна» мигала, озаряя стоянку красно-сине-зелеными вспышками; из открытых дверей доносилась музыка, а в жилах мягко бродил хмель, ударяя то в голову, то в ноги и вызывая теплую грусть пополам с острой потребностью сейчас же, не медля ни минуты, отдать жизнь за любимых друзей. Даллас со Шпалой продолжали перебраниваться – уже шутливо, по инерции; Косолапый, как всегда, смотрел, кого бы склеить на ночь, – тоже по инерции, поскольку, если не считать официанток, в пределах видимости не было ни одного подходящего объекта; а Кастет, оседлав любимого конька, втолковывал Туче разницу между «Ровером», который он продал на прошлой неделе, и «Саабом», который продавал сейчас. Туча слушал его невнимательно, невпопад кивая и легонько отпихивая Кастета, когда тот, разгорячившись, принимался хватать его за рукав и тащить к стоянке, чтобы там наглядными примерами проиллюстрировать свои слова.
Потом где-то вдалеке возникло комариное жужжание работающего на предельных оборотах мотора. Московский Центр даже ночью не назовешь тихим местечком, но этот звук был какой-то особенный, и Туча сразу обратил на него внимание. Потом он не раз вспоминал это обстоятельство, думая, что такая странная избирательность восприятия была не чем иным, как знаком, посланным в окутанный алкогольными парами мозг не то ангелом-хранителем, не то его же собственным подсознанием, которое уже тогда почуяло надвигающуюся вместе с этим высоким, ноющим звуком беду.
Звук приблизился, превратившись из тонкого комариного пения в прерывистый злобный рев; затем мотор невидимой машины словно захлебнулся, споткнувшись, взвизгнули покрышки, и из-за угла буквально вылетел приземистый черный «БМВ», на мгновение ослепив Тучу нестерпимо яркими огнями галогенных фар.
– Это машина, – с черной завистью протянул Кастет. – Ракета, а не машина! Разбогатею – себе такую куплю.
– Лучше укради, – посоветовал Косолапый. – А то, пока ты разбогатеешь, это будет уже не машина, а ржавый хлам.
– Отвязанные какие-то, – заметил Шпала. – Обкурились, наверное. Уж очень лихо ездят.
Водитель черного «БМВ» действительно ездил лихо. Почти не снижая скорости, он влетел на стоянку перед «Старым салуном» и только тогда ударил по тормозам. Машина пошла юзом, оставляя на асфальте хорошо различимые черные полосы, и замерла в сантиметре от высокого бордюра, напоследок задев бампером мотоцикл Далласа. «Харлей» покачнулся и медленно, будто нехотя, завалился на бок с жестяным грохотом и лязгом. Туча видел, как по асфальту запрыгали блестящие осколки разбитого зеркала. «К несчастью», – невпопад подумал он.
– Ты что творишь, урод?! – взревел Даллас, бросаясь
Водитель «БМВ» выбрался из машины и, не обращая на Далласа внимания, озабоченно разглядывал бампер. Он даже вынул из кармана платок и принялся что-то там протирать. Даллас подлетел к нему, как гонимая ураганом грозовая туча, и первым делом от души врезал носком своего ковбойского сапога по блестящему переднему крылу «БМВ». Бил он от души, и на крыле образовалась заметная вмятина.
– Ты что делаешь?! – повторил свой риторический вопрос разгневанный и не совсем трезвый Даллас, хватая водителя за плечо.
Водитель молча обернулся. Обернулся он не просто так; разгибаясь, он сделал еще какое-то движение. Что это было за движение, Туча не разглядел, но Даллас от этого движения нелепо взмахнул руками и отлетел спиной вперед метра на два, а то и на все три. Он бы, наверное, летел и дальше, но его остановила стоявшая поблизости машина. Даллас врезался в нее, опрокинулся на капот, а оттуда мешком сполз на асфальт. Водитель «БМВ» подскочил к нему и ударил ногой. Голова Далласа с отчетливым стуком ударилась о крыло машины; он неуклюже завозился на земле, прикрывая лицо рукой, и вдруг Туча увидел в другой его руке блеск никелированного металла.
Все произошло за считанные мгновения. Они бросились к Далласу; двери «БМВ» распахнулись, и оттуда горохом посыпались крепкие молодые ребята с модными стрижками. Даллас большим пальцем взвел курок револьвера.
– Стоять, сука! – благим матом заорал он, наводя «Смит-и-Вессон» на своего обидчика. – Завалю, как колхозного хряка!
Водитель «БМВ» не стал стоять, как ему было велено. Вместо этого он от души врезал ногой по сжимавшей револьвер руке, и тяжелый никелированный «смитти», дребезжа, запрыгал по асфальту. Одновременно с этим в руке у водителя возник большой тускло-черный пистолет, который тот немедленно приставил ко лбу Далласа.
На стоянке началась кутерьма. Косолапый одним точным ударом опрокинул своего противника и принялся пинать его ногами, выбивая дерьмо. Кастет, напротив, не успел увернуться, схлопотал в ухо, потом под ложечку, сложился пополам и упал на колени; длинный Шпала, несмотря на утонченное воспитание, довольно профессионально валял сразу двоих, не давая им простоять на ногах больше секунды. Один только Туча не принимал участия в увеселении: опустив руки, он неподвижно торчал посреди превратившейся в поле боя стоянки и заворожено смотрел на лежавший в полуметре от его ног револьвер.
– Ну что, козел?! – кричал водитель «БМВ», тыча пистолетом в Далласа, который, напротив, больше не кричал и вообще не рыпался, а только смотрел круглыми глазами в круглую же дырку пистолетного дула. Вся морда у него была в красных разводах, левый глаз заплыл, а окровавленные, распухшие губы смахивали на пару оладий с вишневым вареньем. – Что, мешок с дерьмом?! Что ты хочешь, а?! Тебе проблемы нужны? Ну, так ты их нашел. Что с тобой сделать, животное, – ноги прострелить? Или яйца?
Кастета уже били ногами. Он перестал сопротивляться, закрыл руками голову и подтянул колени к животу, вздрагивая от каждого удара. Шпала тоже где-то ошибся, и его балет кончился – его лупили с двух сторон, как боксерскую грушу, он шатался под градом ударов и явно выбирал местечко почище, чтобы прилечь. Из всего этого следовал неутешительный вывод, что оппоненты им попались бывалые и резкие – из тех, что сначала бьют, а уж потом разбираются, кто прав, кто виноват.