До встречи с тобой
Шрифт:
На этот раз она взяла ручку и попыталась разобраться в словах, которые размывались перед глазами.
— Ты вышла замуж, Джудит. И создала для нас кучу проблем.
Вышла замуж. Она пошевелила большим пальцем и коснулась нижнего ободка своих колец. Когда она их не почувствовала, начала паниковать, затем подняла руку, чтобы убедиться окончательно.
— Где мои кольца?
— Ты знаешь правила больницы. Никаких украшений. Ничто, в любом виде, не может быть занесено внутрь.
— Верните
— Ты получишь свои кольца, если будешь хорошей девочкой в течение ближайшего месяца.
Она замерла. Возможно, она плохо видела, но ее разум совершенно ясно понимал, к чему он клонил.
— Месяц? О чем вы?
— Да, — сказал он, улыбаясь, листая ее медкарту. — Ты проведешь следующий месяц с нами. Разве это не хорошая новость? — Его темный взгляд поразил ее, проникая в самое сердце. — Даже лучше, как мне кажется. Это значит, что мы будем видеться намного чаще.
Теперь все стало ясно, включая ее видение.
— Я хочу увидеть своего мужа.
— Забыл предупредить, что тебе запрещено видеться с какими-либо посетителями в течение месяца реабилитации. Но можешь увидеть его, как только вернешься под опеку своих родителей. Теперь подпиши это, и давай уже начнем.
Она взмахнула руками, но была легко отброшена назад, ее тело было слабым по сравнению с его.
— Ты заплатишь за это!
— По правде говоря, — сказал он, — ты заплатишь.
Ее тело содрогнулось от страха.
— Я ничего не подпишу, пока не увижу его. В любом случае, что это за документ? И с какой стати вас так волнует мое замужество?
— Ты правда думаешь, что мы поделимся этим с твоим мужем? После всего, что мы спланировали?
У нее отобрали папку-планшет и швырнули на кровать. Сквозь стиснутые челюсти он процедил:
— Так ты подпишешь или нет?
Ее сердце заколотилось быстрее, страх эхом отдавался с каждым ударом. Выхода не было. Он не собирался никуда уходить, пока Джуд не сделает все, как он велит, поэтому, когда он сунул ручку обратно ей в руку и положил перед ней документ, она нацарапала свое имя поперек расплывающейся линии.
Доктор Конрой выхватил ручку из ее руки, а затем и бумаги, оставив глубокий порез на пальце Джуд. Он закрепил ее запястья ремнями прежде, чем она успела вырваться.
— Он придет за мной. — Она посмотрела на него, внимательно, разглядывая ушиб, и прошептала:
— Или он уже был здесь?
— Кажется, у нас впереди много работы. Твои галлюцинации ухудшились. — Он невесело рассмеялся. — Я упомяну об этом в твоей медицинской карте для следующих опекунов.
Джуд редко ругалась, но это вырвалось у нее от гнева и разочарования.
— Иди нахуй!
— Ты осмелела после брака, хотя тебе следовало бы бояться, малышка.
От угрозы ее тело обмякло, перед глазами
— Ненавижу тебя.
— Согласен, я тоже ненавижу себя, но это ничего не меняет. Мы все еще в этом дерьмовом мире, пытаясь улучшить остаток дня.
Джуд отвернулась от него. Доктор оставил ее привязанной к кровати и закрыл дверь. Она услышала, как щелкнул засов, и снова оказалась в этой камере предварительного заключения, запертая от внешнего мира.
Дернувшись несколько раз, Джуд поняла, это бессмысленно. Она будет здесь столько, сколько они захотят, или пока ее не освободят, в зависимости от того, что произойдет раньше, но прямо сейчас девушка понятия не имела, когда это произойдет.
Она презирала каждый уголок этого места, все различные стадии, через которые они проходили с каждым пациентом, но лежать в этой палате, “ожидая”, когда ее переведут в обычную палату — было хуже всего. Запястья болели от того, что она сидела в одном положении, и Джуд хотела, сдвинуть ноги.
«Им» нравилось, насколько уязвимы пациенты в таком положении, и они наслаждались видом, когда больничный халат едва прикрывал ее тело.
Сосредоточившись на технике боксерского дыхания, которой она научилась после первой попытки самоубийства, она попыталась унять возмущение, которое пронзило каждый пробудившийся нерв.
Вдох. Один. Два. Три. Четыре.
Выдох. Раз, два. Три. Четыре.
Вдох. Один. Два. Три. Четыре.
Выдох. Один. Два. Три. Четыре.
Это не помогло. Она была готова бороться до конца и понимала, что они не переведут ее в другую палату, пока она не проиграет. Система подавления заключалось в том, что она сдавалась, но в этом у нее не было абсолютно никакого желания. Она никогда этого не делала. В конце концов, ее перевели.
В Бликмане время не имело значения. Джуд жила по часам, как улитка; каждая минута имела большее значение, чем минуту назад, она теряла счет в днях. Не было ни начала, ни конца. Только восход солнца, день, закат и ночь. Четыре разных времени.
Вдох. Один. Два. Три. Четыре.
Она смотрела, как солнце садится и крадет ещё один день, пересекая через всю комнату. Может быть, последние четыре месяца ее жизни она просто придумала. Может, все это время она находилась здесь.
Без завтрака.
Без обеда.
Выдох. Один. Два. Три. Четыре.
Когда медсестра принесла ужин, она поставила поднос на столик в дальнем углу. Джуд не могла дотянуться, и медсестра подошла ближе.
— Почему ты так сильно сопротивляешься этому? Ты же знаешь, что бывает с теми, кто сопротивляется, Джудит.